В течение следующего года обстановка ухудшилась. Германия, Франция и Великобритания и даже малые страны, такие как Бельгия, требовали концессий от умирающего дракона. Роберту пришлось покинуть Вэйхайвэй и переехать в Тяньцзинь, так как британцы выставили условие отдать бухту для своей военно-морской базы. После убийства двух германских миссионеров в Шаньдуне, кайзер потребовал предоставить военно-морскую базу в Циндао и, разумеется, большую часть полуострова в придачу. «С трудом верится, что Китай сможет выжить как суверенное государство, — написал Роберт своему отцу. — Разумеется, в прибрежной его части. Самое прискорбное, что никто, кажется, не в силах ничего изменить. А люди прекрасно осведомлены обо всем происходящем. Я очень опасаюсь, что в скором будущем произойдет огромный взрыв гнева и возмущения в отношении династии».
Джеймс Баррингтон полностью разделял озабоченность сына. Джеймсу исполнилось шестьдесят семь лет, и под напором постоянных назойливых просьб жены он готов был оставить дела... и даже уехать в Англию, в страну, которую никогда не видел, но которую все-таки считал своей родиной. Однако пока он находил преждевременным оставить дом и до сих пор не был уверен, что Адриану можно передать всю полноту ответственности за его судьбу.
«Ты не мог бы, — писал он в ответном письме Роберту, — вернуться и принять управление домом на себя? Совершенно очевидно: новый китайский флот никогда не состоится. Я сомневаюсь, что иностранные державы согласятся с его возрождением, даже если подыщется порт для его базирования».
Как и указывал Роберт в письме отцу, вся нация была прекрасно осведомлена о происходящем. Настроения народа отразило «Письмо из десяти тысяч слов», написанное радикально настроенным ученым мужем Кан Ювэем. В нем Кан призывал ни больше ни меньше к политической революции, хотя всегда декларировал непоколебимую преданность династии. Он требовал аннулировать Симоносекский договор, даже если бы это означало возобновление войны, отменить традиционную проверку при назначении на должность, а также перенести столицу из Пекина, столь уязвимого в случае вторжения с севера, такого консервативного, в современный и динамичный Шанхай.
Многие отвергли Кана и его яростного сторонника Лян Цичао, называя их искажающими действительность наемными писаками. Кан, в частности, в последние годы произвел на свет огромное множество литературной продукции. В его работах рассматривались явления в широчайшем диапазоне. Это был и «Китайский прогресс» — по большей части перепечатка миссионерских трактатов, и «Законы и расписания Британских железных дорог» и многое другое, вплоть до перевода «Приключений Шерлока Холмса». То есть все, что попадалось под руку и было абсолютно чуждо китайскому образу жизни. Ходили слухи, что император, ознакомившись с «Письмом из десяти тысяч слов», пригласил Кана в Пекин, где тот был принят в круг избранных литераторов, которые теперь окружали Трон Дракона.
Подобные слухи появлялись один за другим и в следующем году. Произошли и некоторые весьма любопытные события. Главным среди них стала отставка Ли Хунчжана. На посту наместника провинции Чжили его сменил... Жунлу. Все были изумлены, поскольку никто, в том числе, конечно, и Роберт, не сомневался, что старый солдат по-прежнему оставался первым фаворитом Цыси. Роберт мог только догадываться, какая внутренняя борьба и политические интриги раздирают высшие власти Пекина по мере того, как Гуансюй добивался окончательного контроля над государством и постоянно при этом сталкивался с тетушкиными людьми и тетушкиными идеями, куда бы ни повернулся. Как бы там не было, Ли Хунчжан, похоже, полностью лишился доброго расположения к нему Цыси; и причиной тому, без сомнения, стала его роль в заключении мирного договора с Японией.
Затем умер принц Гун. Пусть более десяти лет он уже не был правой рукой трона, но тем не менее оставался главой Цзунлиямэнь — департамента иностранных дел — и его влияние, часто в противовес вдовствующей императрице, все еще оставалось значительным.