— Все всегда упирается в женщину, — говорил Харон. — Женщину, которую мы не просто любим, которая для нас — сама жизнь. И как больно бывает узнать, что у нее есть жизнь, отдельная от нашей, да? Своя логика, свое восприятие. Ты привыкаешь думать, что вы — одно целое. Понял что-то сам — считаешь, что и она должна понять. Видишь ситуацию с одной стороны — считаешь, что и она смотрит так же. А когда она дает понять, что видит все иначе, ты либо считаешь это милой причудой, либо начинаешь хвататься за голову и думать «как спасти брак». — Последние слова он произнес, будто пародируя кого-то. — А самое страшное начинается, когда появляется другая женщина. Та, которую не воспринимаешь, как единое целое с собой. Она другая, она будоражит чувства и воображение. И в голове происходит сдвиг. Тебе кажется, что жена должна будет оценить и порадоваться за тебя, ведь она — это же ты сам. Ты теряешь бдительность, допускаешь намеки, оговорки, и даже искренне веришь, что она тебя понимает. А когда начинается первый скандал, ты зол и обижен, хотя должен бы чувствовать себя виноватым. Но ты обижаешься — так, будто мама критикует девочку, которую ты привел на ужин.
Харон приложился к бутылке. Поморщился, вытер губы рукавом пиджака.
— Аня была у меня первой и единственной. Я не изменил ей ни разу. Просто, столкнувшись с ситуацией, которая показалась мне забавной, позволил себе рассказать о ней. Ха-ха, в меня влюбилась ученица. «Что такое, дорогая, почему ты плачешь?» А потом мне было жалко девчонку, и я приближал ее к себе, надеясь образумить, помочь. Якобы. На деле — наслаждаясь своим отражением в ее глазах.
Харон помолчал, глядя в окно. Дождь, переставший сразу после спиритического сеанса, снова начал накрапывать, и, судя по небу, затянутому черными тучами от горизонта до горизонта, солнца сегодня можно не ждать.
— Что, узнаешь? — усмехнулся Харон.
— В зеркале, — тихо сказал я.
— Прошу прощения?
— Я наслаждался отражением в зеркале. Потому что никому, кроме меня, не нужно было то, что я делаю.
Харон тихо рассмеялся:
— Да ты гораздо худший сукин сын, чем я!
Он смеялся, когда зазвонил телефон — стандартным безликим рингтоном. Я хотел выйти из машины, чтобы не мешать, но здравый смысл перевесил, на долю секунды опередив даже телепатический вопль Брика: «Ты с ума сошел? А если это Юля?»
— Кто это? — спросил я.
Харон пожал плечами:
— Кажется, мама.
— «Кажется»?
— Я сбросил всю информацию в телефоне. Номер похож. Могу я ответить?
Я кивнул.
Харон слушал молча. При всем желании, по его лицу я не мог сказать, предлагают ли ему перейти на новый уникальный тариф, или сообщают, что квартира сгорела в страшном пожаре. Харон относился к той породе людей, которые с большим трудом и неохотой позволяют чему-то выплеснуться наружу. Зато когда оно выплескивается… Например, могут умирать девочки-подростки.
— Я вас понял. — И голос такой же безликий, пустой. — Конечно, скоро буду.
Он опустил телефон и молча сидел, глядя, как редкие капельки разбиваются о черный капот «Крайслера».
— С мамой на «вы»? — закинул я удочку. — Думал, такое только в кино бывает.
Харон повернул голову, улыбнулся, и у меня отлегло от сердца. Улыбка показалась теплой, исключительно человеческой. Так же прозвучали и его слова, смысл которых докатился до меня не сразу:
— Мамы больше нет, полагаю. Должно быть, это моя епитимья.
Он улыбнулся шире, заметив нарастающее недоумение в моих глазах.
— Вот что значит связаться не с той девчонкой, право слово. Но откуда я мог знать, что на ней в буквальном смысле слова сошелся клином белый свет?
Что-то черное вползло в салон автомобиля, влилось в сидящего рядом человека и сделало его непроницаемым.
«Дима? — всполошился Брик. — Что у вас там происходит? Я потерял его полностью! Мне вмешаться?»
Я не отвечал, смотрел на Харона, и он отвечал мне таким же долгим и пытливым взглядом.
— Что решите? — спросил он.
— А что я могу решить?
— Самое простое. Будете ли вы дальше вколачивать гвозди в крышку собственного гроба, или отважитесь забрать то единственное, что для вас действительно имеет цену? А вернее — не имеет цены. Задумайтесь. Я предоставляю вам крайне редкий шанс не превратиться в меня.
Движение за окном. Я повернул голову, увидел Брика, бегущего от «Крузера». Конечно, Эля не пожелала находиться с ним в одной машине после всего. Но почему же он вылез с водительского места? Господи…
— Я слышал голос того существа, что сейчас сидит у меня дома, — продолжал Харон. — Такой же напыщенный и самоуверенный попугай, как ваш друг. Может быть, менее склонный думать о чувствах окружающих. Он не ждет опасности — так же, как не ждал ее ваш друг. Я предлагаю помощь. Вы сумели войти в мое положение и, даже узнав все, не смогли смотреть на меня как на воплощение вселенского зла. Я ценю человеческое отношение. И, как человек, протягиваю руку. Мне нужно расплатиться за содеянное, хотя бы отчасти. А вы можете забрать фишки и выйти из игры. Или ставьте последнюю и надейтесь, что в следующей раздаче привалит четыре туза с джокером.
Помолчав, он добавил: