Последний звонок. Том 2

Сад. Аккуратно подстриженные кусты, выложенная камнем площадка. Посреди площадки — сооружение, похожее на печку из детских сказок: «отведай моего пирожка!» Кажется, это называется «барбекю». Недалеко, под навесом — тяжелый деревянный стол в окружении таких же стульев.

И цветы. Их фотографировали особенно тщательно — и издали, и вблизи. На некоторых фотографиях рядом с цветами — дама. Это именно дама, хотя одета она в футболку и шорты. У дамы короткая стрижка, волосы седые, но старухой не выглядит. На одной из фотографий улыбается — знакомо-ехидно. Цвет глаз на фотке не разглядеть, но я почему-то уверена, что глаза у нее зеленые.

— Мама твоя?

— Ага. Розы у нее зацвели. Чуть насмерть не уморила, каждый бутон сфоткать заставила… Нравится?

— Розы?

— Вообще.

Я пожала плечами.

— Красиво.

— Ты бы согласилась там жить? Вот в этом доме?

— А он что — твой?

Покачал головой:

— Нет. Родителям купил… Я там редко бываю, наездами. Так что докучать не буду.

— А родители в курсе, чем ты занимаешься?

Заржал.

— Я себя сейчас пятнадцатилетним почувствовал! Разумеется, в курсе. Я — практикующий психолог. Модный и успешный. У меня даже сайт есть. И отзывы от клиентов. Показать?

— А если я им правду расскажу?

— На фига?

— Да просто так.

Пожал плечами.

— Сомневаюсь, что расскажешь. На дуру ты не похожа.

Я замолчала. Надолго. Зачем-то снова пролистнула фотки. Море… Сад… Дом…

Вспомнила бывшую свекровь. С отросшими корнями крашенных в «лесной орех» волос, сварливо поджатыми губами и засаленным в районе необъятной, переходящей в живот груди, халатом. «Опять у тебя в квартире бардак! Неужели так сложно раз в неделю тряпкой помахать?». Хотя перед ее приездом я по полдня убиралась.

— Нет. Я не буду там жить.

— Почему? Врач сказал, тебе полезен морской воздух.

— Это он у нас в Назарово не был. Воздух такой, что хоть ложкой зачерпывай… Я домой поеду.

— Понял. — Кай убрал телефон. — Ну, на нет и суда нет. Но если что, имей в виду — предложение действует без ограничений.

— Для чего я тебе? — все-таки вырвалось у меня.

Он прищурился — точь-в-точь как дама на фотографии. Задумчиво поскреб подбородок.

— Ну, например — я влюбился с первого взгляда. Прокатит?

— Нет.

— Почему?

— Потому что ты это говоришь раз, наверное, в сотый.

Опять заржал.

— А дочка-то, смотрю, не только в папу-инопланетянина такая умная.

От слова «дочка» меня начало трясти.

Казалось — все уже, должна была коркой покрыться! Но нет. Разревелась. Он положил руку мне на колено, заглянул в глаза. Спокойно, убедительно проговорил:

— Я понимаю, для чего ты стремишься обратно в свою дыру. И не спорю, как видишь. Я тоже не верю, что она просто так сдалась. Не той породы девочка.

Я завыла. Он обнял меня, прижал к себе. В голове мелькнуло, что я, наверное, должна что-то почувствовать. Но не чувствовала ничего, кроме облегчения.

Я не одна такая чокнутая.

Кай… Или Саша… Или как там его, неважно… Он тоже верит.

Глава 132 Дима

Заканчивалось серое и пасмурное лето. Листья начали желтеть и опадать едва ли не в июле, видимо, решив, что нет смысла тянуть дальше.

Умирал август, и Катя стояла в пальто, съежившаяся от пронизывающего ветра. По небу бежали серые тучи, кладбище полнилось жуткими тенями. Мы стояли здесь одни и молчали уже почти час, прежде чем я решился заговорить:

— Он любил тебя. Видела бы ты, как он волновался перед свадьбой…

Катя повела плечами, сбрасывая оковы тишины.

— Не знаю, — вздохнула она. — Правда, не знаю. Что такое «любовь»? Откуда она берется? Куда девается? Ее можно внушить, можно отобрать. Где здесь заканчиваемся мы и начинается… Что-то другое. Другие люди. Бог. Он. — Катя кивнула на памятник из черного мрамора, с которого смотрел на нас Боря Брик. — Что в нас настоящего, а что придумал он, чтобы позабавиться?

Катя посмотрела на меня и, отведя взгляд, подняла воротник пальто.

— Я не любила его. Никогда. Вот что я поняла этой весной. Проснулась среди ночи с этим чувством и проревела до утра. А потом ты сказал, что в этот самый час он умер. Вот и все.

Она стащила с пальца золотое обручальное кольцо, бросила его и пошла прочь, не оглядываясь. Кольцо упало на землю. Я поднял его, положил на памятник. Часа не пройдет, и кольцо утащат, но я этого уже не увижу.

Пройдет осень, зима. Наступит весна, и никто не приедет прибраться на могиле. Поблекнет и исчезнет фотография в овале, просядет земля над пустым гробом, памятник разобьют, и ничего не останется от человека, который убил свою мать, предавал и использовал всех, кто пытался ему помочь. Который так боялся смерти, что поплатился за этот страх жизнью.

— Я не приду, Боря. Прости, но я устал тащить телегу дерьма. Если я и был тебе что-то должен — теперь мы квиты.

Я поставил на памятник зажигалку — серебристую, под цвет спиннера, — и пошел вслед за Катей к своему «Форду».

* * *