«Иначе что? Убьешь свою мать еще раз?»
Он замолчал, насколько я мог судить, — от шока. А сосед тем временем отвинтил крышку и протянул мне бутылку. Я поднес ее к носу, вдохнул. Аромат не лишен приятности.
«Ты слишком много о себе возомнил, приятель, — сказал я мысленно. — Из-за того, что вдруг у тебя появилась возможность спрятать ключ от кладовки с оружием, ты решил, будто стал очень сильным. Только вот силен не тот, кому улыбается удача, а тот, кто на пути к цели может зайти дальше. Твое здоровье, ключник».
Коньяк напоминал водку совсем чуть-чуть. Вкус гораздо мягче, и я, глотая, подумал, что им запросто можно наслаждаться — при желании. Борис моего мнения не разделял. Я буквально видел, как он носится кругами, схватившись за голову, и кричит, кричит без слов.
— Э, э! — Бутылку у меня отобрали. — Ты чего как пианист? Это ж деликатный напиток.
— Почему… — Я откашлялся в рукав, вытер набежавшие слезы. — Почему — «пианист»?
— А хрен бы знал. — Олег сам приложился к бутылке. — Друг один так говорит. Я спросил, он отмахнулся — все равно, говорит, не поймешь, если не знаешь.
Я свободно откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. Мир приятно покачивался, мысли успокаивались, но, что самое главное, ширилась зона моей автономии.
— Как-то раз, в школе, — заговорил я, — мой друг пытался мне объяснить, зачем люди пьют. Мол, это помогает им забыть о проблемах и тому подобное. Но теперь я понимаю, что это не единственная причина, по крайней мере, не единственный подвид общей причины. Взять, например, вас, Олег. Вы пьете потому, что это помогает вам ощутить целостность своего образа, приблизить себя к некоему условному идеалу. Небрежно отпить крепкого алкоголя — символ мужественности и силы. Но сколь велика ваша сила на самом деле? Какой удар вы способны выдержать?
— Э, да ты уже нарезался, — засмеялся Олег. — Что, пьешь тоже в первый раз?
— Во второй. — Я открыл глаза и улыбнулся ему. — Страшновато терять контроль над сознанием, которым учился управлять половину жизни. Страшновато, разумеется, не мне.
Вот теперь ему тоже сделалось страшновато. «Псих, что ли?» — читалось на лице.
— Ну, э-э… ладно. — Олег спрятал бутылку в карман, и я вновь затрясся от смеха.
Кажется, я близок к истерике. Впрочем, нет, не я. Надо отстраниться. Встать в сторонке и ждать, пока Боря в панике сам не разнесет все двери и стены, что нагромоздил вокруг меня.
Остановился. Я представлял себе его в коридоре, узком и темном, замкнутом в кольцо. Шагнул навстречу.
«Позволишь иначе? Отступись, дурачок, у тебя уже мозги в кашу, ты не вынесешь того, что начнется по приземлении. Иди сюда. — Я толкнул ближайшую дверь, и она открылась. Тот самый оазис, где несколько последних часов томился я. — Сиди смирно, и я верну твою жизнь в целости и сохранности».
Алкоголь подействовал и на меня, я ощутил возможность, о которой раньше всерьез не думал. И Борис, кажется, вознамерился довести меня до ее применения. Скрючился в три погибели и бормотал, как молитву:
Я сделал шаг, и он попятился, схватился за ручку следующей двери, как будто его тащила назад неведомая сила. «Чтение поверхностных мыслей», — гласила табличка.
«Зачем ты их сторожишь? Ты ведь никогда не наберешься смелости воспользоваться хоть чем-то».
Со следующим моим шагом его оторвало от ручки, понесло дальше. Я толкнул дверь — закрыто.
«Если бы не стеснялся пользоваться игрушками, которые я тебе оставил, знал бы, что Катя хочет ребенка».
В этот момент что-то случилось. Как будто хлопнула одна из дверей, из нее вырвался сквозняк, и… Самолет тряхнуло. Вот теперь он по-настоящему испугался.
Какая уверенность, какое благородство, надо же. Куда мне заплакать? Как назло, ни тряпки, ни платочка. Пнул дверь с «Поверхностным чтением» — скрипнула, но не сдалась.
«Я не хочу разрушать твой разум, Боря. Но могу это сделать легко. Ты же чувствуешь. Отступись».
Он молчал, но отступать не собирался. Все еще не верит? Или хочет узнать, надолго ли его хватит?
— Скажите, Олег, у вас есть дети? — обратился я к своему собутыльнику.
Тот, оказывается, успел достать ежедневник и с умным видом в него уставился. Услышав мой вопрос, просиял. Потомство, имущество и статус — вот три кита, на которых покоится самолюбие человека. Главное знать, где гладить.
— Да, парню семнадцать уже, а дочке десять. Сейчас фотку покажу.
Он полез во внутренний карман — не в тот, где была бутылка, в другой, — и достал бумажник. Открыл его. Я увидел семейное фото где-то на природе. Зеленая трава, лесной массив на заднем плане, счастливая улыбающаяся семья.