Неподдельное замешательство преобразило выражение его лица.
— С чего бы мне быть таким?
— Потому что она сорвала твои планы по мировому господству.
Он покачал головой, один уголок его рта приподнялся, но не в улыбке.
— Ты сорвала мои планы по мировому господству. Джульетта ни в чем не виновата. Ты та, кто ушла.
— Чтобы защитить ее.
— Я бы защитил вас обеих, несмотря ни на что, где бы я ни был. Братва никогда бы не причинила тебе вреда, Шестерка. Не тогда, когда я мог что-то с этим сделать. — Его голос был достаточно жестким и серьезным, чтобы я знала, что он говорит правду. Это было подкреплено мрачным взглядом Конлана и хрустящими костяшками пальцев.
— Мы бы никогда не позволили им прикоснуться к тебе, — эхом отозвался Конлан.
— Как бы то ни было, я бы тоже остановил их, — добавил Гас.
Чувствуя себя польщенной их преданностью и защитой, я призналась:
— Я этого не знала. Я ничего этого не знала. — Я повернулась обратно к Сойеру, мой голос срывался от правды. — Я сделала то, что считала правильным для нашего ребенка.
— Я знаю.
Мои глаза защипало от слез, но я сдержала их усилием воли.
— Я никогда не хотела причинить тебе боль.
— Я знаю, — снова сказал он. Его глаза потемнели, и все его тело напряглось, отвердело, стало тем твердым мужчиной, каким я всегда его знала. Он убрал руку с моей спины и погладил изгиб моей щеки всего одним пальцем. Жест был настолько душераздирающе интимным, что я вздрогнула и наклонилась к нему, притянутая магнетической силой, которой была его душа.
Конлан прочистил горло, и я вспомнила, где мы были. Чтобы разрядить накалившееся напряжение между нами, я быстро добавила:
— Хотя тебе не обязательно было переезжать аж во Фриско. Ты мог бы позвонить мне. Я не совсем иррациональна.
Он покачал головой, и улыбка, наконец, прорвалась наружу.
— Ты все еще не понимаешь этого, Шестерка. Я пойду туда, где бы ты ни была. Я сделаю все, что ты захочешь сделать. Дело не в братве или в том, чтобы быть боссом. Все, все, что я когда-либо делал, связано с тобой. Я только хочу быть с тобой.
— Но как насчет…? — я указала на Конлана и в окно.
— Возможно, все началось как-то по-другому. Возможно, гарантированная работа… Месть, определенно… Настоящий, неподдельный гнев, который я, казалось, никогда не мог унять, пока не встретил тебя. Все это превратилось в нечто большее, когда ты появилась. Я хотел уберечь тебя. И единственный способ, которым я мог представить тебя в безопасности в нашем мире, — это стать боссом, сделать людей, которым я доверял, боссами других семей. Для меня это было больше, чем власть. Речь шла о том, чтобы дать тебе все, что ты хотела и нуждалась.
Его слова остановили мое сердце, украли мое дыхание, перевернули весь мой мир вокруг своей оси.
— Ты это серьезно?
— Ты все еще спрашиваешь?
— Дай мне прямой ответ. Только один раз. Не увиливай, не ходи по кругу, просто скажи мне правду.
— Да, — сказал он, и это слово пронеслось сквозь меня, выпустив на волю целые батальоны бабочек. — Да, я серьезно. Каждое слово.
— Скажи, что еще ты имеешь в виду. — Я была требовательна, и это было совершенно неподходящее место для такого разговора, но мне нужно было это услышать. Мне нужно было, чтобы он произнес эти слова.
Он не дрогнул, даже не спросил меня, что я имею в виду.
— Я люблю тебя.
Боже, это была самая прекрасная вещь, которую я когда-либо слышала. Это исцелило разбитые осколки внутри меня, исправило разбитую, беспорядочную девушку, которой я была в течение долгих пяти лет. Это была вода, воздух и жизнь одновременно.
— Я тоже тебя люблю.
Он наклонил голову, его глаза смягчились от невысказанных эмоций.
— Я знаю.
— Должны ли мы дать вам двоим минуту или…? — веселый голос Конлана прервал идеальный момент, вернув нас к реальности и дому босса ирландской мафии.
— Отвали, — прорычал Сойер, откидываясь на спинку дивана, чтобы притянуть меня к изгибу своего тела. Он поцеловал меня в макушку и обнял одной рукой.
Конлан ухмыльнулся ему.
— Одомашненный. Я никогда не думал, что доживу до этого дня.
Гас фыркнул.
— Это единственная версия его, которую я знаю.
— Вы оба придурки, — отметил Сойер. — Ревнивые придурки.
Их протесты были громкими и пересыпанными остроумными ругательствами. К тому времени, как они успокоились, я искренне смеялась. Несмотря на его репутацию и устрашающую ауру, я могла понять, почему Конлан и Сойер стали друзьями. Они были полярными противоположностями, но в одно и то же время идеально подходили друг другу.
— Итак, как ты думаешь, со сколькими оставшимися русскими мы имеем дело? — спросил Сойер.
Конлан провел рукой по бороде и задумался об этом.
— Максимум двадцать. Во всяком случае, верные. Более того, они утверждают, что они русские, но их преданность можно купить или выманить. Нам всем не помешало бы больше людей.
— Якудза не возьмет никого из старших парней, — отметил Сойер. — Они хотят привлечь подростков.
— Они могут взять подростков. — Конлан пожал плечами. — К настоящему времени вся их партия перебрана. У Аттикуса есть своя банда «весельчаков», но за пределами их круга других неприятностей не так уж много.