Последствие (ЛП)

— А Волковы? — спросил Сойер.

— О них можно было бы позаботиться. Внутри достаточно людей, членов семей, чтобы что-то можно было устроить. — Он снова пожал плечами. — Конечно, это будет недешево, но я уверен, что ты не будешь возражать заплатить.

Настала очередь Сойера пожать плечами.

— Я полностью верю в то, что Пейн сделает то, что он должен сделать.

Конлан хмыкнул в знак согласия.

— Думаешь, он снова тебя отпустит?

— У нас есть сделка. Это в первую очередь его вина, что Джульетту похитили. Он сказал мне, что у него здесь все улажено.

— Да, ну, вот что происходит, когда ирландцы приходят в агентство. Из нас получаются хорошие копы.

Сойер бросил на него взгляд.

— Коррумпированных копов полно.

Конлан отмахнулся от него.

— Все равно мы хорошие копы.

Сойер предпочел проигнорировать его ошибочную логику.

— Что произойдет, когда Мейсон обратит свой взор на ирландцев?

— Мы пошлем его за Лукой. — Конлан ухмыльнулся.

— А когда Лука уйдет и когда Рай уйдет? Тогда что?

— Эх, огонь к тому времени погаснет. Мы не те, кто убил его сестру. После того, как Волковы будут похоронены, ему не за что будет бороться. Если нам повезет, он останется в полиции и займет место до тех пор, пока никто не вспомнит, за что они сражаются.

— Я не думаю, что он собирается останавливаться на русских, — высказалась я. — Я думаю, он действительно, по-настоящему верит в справедливость и все такое. Я думаю, он хочет очистить округ Колумбия навсегда.

Все трое мужчин издали насмешливые звуки. Особенность того, что ты преступник в Вашингтоне, заключалась в том, что ты всегда чувствовал себя святым по сравнению с политиками. Существовала организованная преступность, а затем организованная преступность переодевалась в костюмы правосудия, независимости и свободы, становясь избранными должностными лицами.

Коррупция во имя народа.

Когда я что-то краду, я называю это воровством. Они же крадут все и называют это налогами.

Я остановилась на слабом, нерешительном:

— Вы знаете, что я имею в виду.

— Мы побеспокоимся о Мейсоне позже, — решил Сойер. — По крайней мере, мы знаем, что он не собирается причинять вред Джульетте. Сейчас он — наименьшая из наших забот.

Это было правдой.

— Оставшиеся русские?

Конлан наклонился вперед и подмигнул мне.

— За те годы, что я знаю о тебе, милая, я понял вот что. Когда Каро Валеро чего-то хочет, остальные из нас наклоняются назад, пока она этого не получит. Если ты хочешь, чтобы русские исчезли, тогда это то, что мы сделаем.

Не в силах ответить на его комментарий, я замолчала на несколько минут, пока круг криминальных авторитетов начал разрабатывать план. Они разделили членов фракций, которые, по их мнению, могли бы переключиться между четырьмя семьями, а затем отбирали оставшихся одного за другим. Основная группа лояльных членов была самой трудной. Они были связаны кровью и чернилами, поэтому держались вместе и ждали возвращения Пахана.

— Тогда мы убьем их, — возразил Конлан. — Если мы не можем заставить их, мы убиваем их.

— Их по меньшей мере двадцать, — отметил Сойер. — Если мы будем действовать медленно и незаметно, то привлечем к себе внимание внутри братвы. Если мы нанесем быстрый и жесткий удар одним смертельным ходом, то привлечем внимание к братве. Пока нет четкого направления.

Весь этот разговор разозлил меня, заставил снова возненавидеть Аттикуса. Может быть, было несправедливо сваливать все на него, но я знала, что он был ответственен за большую часть этого. Он был занозой в моем боку с самого начала всего, что я могла вспомнить. С тех пор, как мы были детьми, он изо всех сил старался сделать мою жизнь несчастной, сделать несчастными всех вокруг себя.

Я ненавидела саму идею убивать кого-либо только для того, чтобы обрести свободу, чтобы чувствовать себя в безопасности. Особенно убивая многих из них. Что сделало мою жизнь более важной, чем их? Единственное искупительное качество, которое я могла найти в этом плане, заключалось в том, что Джульетта была бы в безопасности. Я бы сделала все, чтобы защитить ее. Даже если это означало осуществление этого ужасного плана.

Мою грудь сдавило от вины и печали. Большинство этих людей просто занимались своими делами, делали свою работу, выполняли приказы. Они хотели сохранить братве жизнь. Они были верны своим братьям и рассматривали меня как угрозу, а Сойера — как предателя. По уважительной причине.

И я просила их головы в мешках для боулинга. Думая об этом таким образом, я не могла их винить. Мне не нравилась их точка зрения, но я не могла винить их за это.

Кроме того, я не хотела, чтобы отрубили все головы, только одну конкретную. Я охотилась за Аттикусом. И за Волковыми, но о них в основном уже позаботились. Аттикус был единственной оставшейся реальной проблемой, единственным врагом, которого стоило убить.