Последствия

Незаметно улыбаясь, Лиам прослушал весь монолог Вильяма, не перебивая рассказчика, начавшего с трагедии – смерти его соседки – всё медленнее скользя рукой в небольшом овальном желобке стола.

– Как приятно, когда люди помогают друг другу, не чувствуя стеснения, когда каждый получает в итоге выгоду. – заключил в конце Лиам.

Вильям, соглашаясь, часто закивал головой, в то время как его дыхание, взбудораженное напором слов, темп выбрасывания из рта мужчины которых нарастал по мере повествования, утихало.

– Что же ты будешь делать, когда срок отработки закончится? Меня бы здесь задержала та стена, – говоря об усыпанной бутылками поверхности, но не указывая на неё, объяснился Лиам, – но у нас, видимо, вкусы разные. Есть идеи, где будешь работать после? Или, может быть, ещё во Франции мечтал…

– Никакие не мечты! —грозно воскликнул Вильям, посуровев лицом, чуть не ударив кулаком по столу, что сам он делал только в крайностях негодования. – Мечты – это глупости. Я никогда не мечтал.

И настроение его переменилось в третий раз: его слог стал более медленным, хотя он всё ещё говорил в темпе обычного разговора, плечи расправились, а голова подкинулась вверх.

– Ты видел, чтобы мечты сбывались? Ни у кого. Надеюсь, что сам ты не мечтал, а то осадок бы остался. Ты же не мечтал?

– Все мечтают.

– Все дураки.

– И в чём же решение твоей загадки?

– Мечтают только те, кто не может сделать задуманного. Те же, кому истинно хочется заполучить поставленного, находят цели и уже их всегда добиваются.

Будто закончив тираду, высказав все назидательные слова отправляющимся в дальнюю дорогу путникам, Вильям опустился, прижав тело к спинке скамейки.

– И у тебя наверняка есть цель.

– И ни одна.

– Скоро ли ты её достигнешь?

– Надеюсь через пару дней, но как недавно оказалось, это зависит от части и не от меня.

– Расскажешь?

– Нет.

– А секрет ли то, что ты будешь делать после того, как закончится неделя отработки?

– Если то, о чём я тебе не рассказал, к этому времени сбудется, то здесь я точно уже не останусь. Но всё же куда пойти не знаю, так что ты прав, пора и об этом задуматься.

В соседней комнате что-то заскрипело, зашуршала ткань. Лиам, вложив в руку Вильяма три пенса, попросил его поставить бутылку и питы на места, а сам попрощался и уехал.

Пришло время открывать паб.

За день, большую часть которого Вильям провёл рядом с Анной, он забыл о непримечательном утреннем госте, подарок которого он после завтрака положил под подушку, и вечером, загнанный бодро сидевшими на своих местах посетителями, теряя контроль над ногами, не поужинав, повалился на пол и там же, не накрываясь плащом, уснул.

Следующим днём он проснулся с твёрдым намерением найти предлог, чтобы покинуть паб, вспомнив о том, что не имеет понятия о городе. А сразу за этой мыслью влетела другая, напомнившая, что Анна обещала провести его по самым примечательным местам поселения ещё несколько дней назад.

При первой же возможности разговора с девушкой, которая случилась за завтраком, он, минуя предисловие, начал о волнующем.

– Я хочу посмотреть город. Анна, я помню, что ты отложила нашу прогулку, и прошу вскоре, а лучше, чтобы сегодня мы наверстали те зря пропущенные часы.

Манера его речи не была похожа на ту, что он обычно использовал, говоря с Анной во время работы, отчего та заволновалась о важности прошения и согласилась с условием, что пойдут они за полчаса до закрытия паба, о чём Хьюго, усмотрев повеселевшее лицо дочери, протестовать не стал. А Вильям тут же заиграл радостной улыбкой и перешёл на льстиво-мягкий тон.

«Вы прекрасная молчаливая публика, и как я буду рад ещё написать вам несколько пересказов или уточнений, но вскоре в этом веке нам придётся расстаться. Не волнуйтесь, а то я вижу, как вы встревожились, я же сказал, что только в этом веке. Напомню вам одно выражение, хотя забыл, как оно звучит в первоисточнике, но интерпретирую по своему вкусу: „Скатываясь с волны радости в пучину печали, ты вскоре поднимешься на новый гребень.“. Ха, не пересказал, а перерисовал. Но новый период нашей встречи не сейчас, поэтому, пока повествование не убежало далеко, я перейму у автора её работу и на несколько часов останусь с вами. Итак… Конечно, я не писатель, не люблю использование художественных средств, и в общем предложения скудны на разнообразие, но представление ваше о происходящем, уверяю вас, будет таким же, как если бы эту часть писала она.

Придерусь и объясню последнее местоимение. В начале романа – лет двадцать назад для Вильяма и всего несколько месяцев вспять для Леры – я, по отношению к автору, использовал местоимения и прочие части речи в мужском роде, сейчас же пишу и в женском. Почему? Вообще я пишу так, как нравится мне, но всё же по этому вопросу могу сказать, что применяю род, опираясь на душевное состояние писателя…