«Разобьём вазы. – в тот же миг, заслонив собой все предыдущие мысли, выскочила идея, и прыткий мозг девушки сосредоточился на главном. – Все? Нет, может быть две или три. Он же сказал, что если будет работать только над одной, то потратит три дня. Но если разобьём одну, он и без неё поедет, а если больше, то точно времени не хватит. Постой, Антипатрос сказал, что приедет в лучшем случае через две недели, так что мы можем подождать неделю. Нет, если разбить много, могут подумать, что это кто-то специально сделал, он начнёт искать и работа остановится. А почему он об этом не подумает, если разобьём три? Потому что мы представим, что, например, они упали от ветра или на них, от того же ветра, что-нибудь упало. Тогда он только расстроиться, сделает новые и поедет. А может быть он не будет их делать? Если у тебя есть другой план, то можешь рассказать сейчас. Нету. Значит, мы разбиваем вазы и обустраиваем место, склоняя его подозрения от человека до природных явлений. Можно ещё списать на „волю богов“! Откуда я знаю об их богах? Кто-нибудь придумал, как расположить его к нам? Может быть помочь в процессе изготовления. Нет, после того, он нам даже прикасаться к многим вещам тут не разрешает, к тому же в те дни мы будем преподавать. А это значит, что у нас будет свободное время только вечером, и если мы будем тратить его на помощь, то он может подумать, что он нам не безразличен и прочее. От этого мы ничего не теряем, так что попробуем. Надо разбить сегодня. Он говорил о том, пойдёт ли сегодня куда-нибудь?»– уставившись на руки Олиссеуса, придумывала Элисса и, не найдя ни у кого ответа, обратилась к мужчине:
– Староста должен знать обо всех делах односельчан? Вы расскажете ему об отъезде?
– Да, мне надо будет его ещё раз предупредить. Наверное, пойду завтра.-окручивая последний десяток ваз, согласился Олиссеус.
– Давайте я вам помогу. Вы сможете сходить сегодня и уедите ранним утром. – предложила Элисса, пытаясь сделать глаза умными, по ещё со школьных годов известному правилу, когда надо начать складывать в уме многозначные числа, но лицо осталось такое же приветливое, которое она чаще всего применяла в этом доме.
– Нет.
На этот раз девушка прекратила попытки с первого отказа, но начала о другом.
– Расскажите о рынке. Он стоит на главное площади, там много рядов, и все продают разное? Платеи- крупный полис? Наверное, там много продавцов и товаров.
– Достаточно. – Олиссеус, расположение духа которого сегодня были не из приятных, и шутить он не хотел, ответил на то, что выбрал, забыв об остальных вопросах. – Но покупают там не только местные жители. Как и продавцы, покупатели приезжают с окрестностей, и товар всегда скупается.
– А как они распределяются? По классам, по качеству товара или по местности, откуда его привезли? – Элисса находчиво подбирала самые непопулярные варианты размещения, чтобы Олиссеус продолжил разговор, а не просто подтвердил её слова наклоном головы, после чего всегда диалог обрывался.
– По рядам- одному товару выделяют один коридор.
– А если продавцов большем, чем места.
– Такого не бывает. Но если недалеко время праздника, то те, кому не хватило части общего стола, приставляют к нему свой. – Олиссеус обновил колени неупакованной вазой.
– Надо иметь товар высокого качества, чтобы выделится среди точно таких же. – будто вслух задумалась Элисса.
– Или быть хорошо известным и делать некоторые товары по личной просьбе.
– По личной просьбе- значит они сами выбирают материал, форму и рисунок?
В ответ Олиссеус кивнул.
– Это вон те, которые вы положили отдельно от других? – вытягивая палец к той части, окружавшей мастера, где стояли готовые вазы, разделённые на две группы несколько сантиметровой полосой пустоты.
Мужчина, не сказав ни слова, кивнул, и, как предполагала Элисса, на этом разговор был окончен, а в мыслях девушки возобновились движения: «Давайте разобьём одну обычную и одну на заказ. Тогда, раз всего по одной, он успеет сделать их за три дня, а так как одна на заказ, то без неё он не уедет. Хорошо, осталось подождать, пока он уйдёт. Может быть ещё раз напроситься? Нет, даже если согласится, то потратит много времени, объясняя, как заворачивать.»
Решив все детали, но не скрепив конструкцию воедино, Элисса перешла в госпиталь, надеясь, что перед тем, как посетить старосту, Олиссеус зайдёт сообщить жене о своём отлучении.
Так и случилось: вечером, когда до обеда оставалось не больше часа, в госпиталь вошёл мастер, лицо которого было менее сурово, чем обычно, даже уголки губ играли незаметной на лицах других, но бросавшейся в глаза тем, кто знал Олиссеуса, улыбкой. Он сказал жене, которая при его появлении приостановила разговор с Элиссой и посетительницей, которая задержалась после того, как ей на ушиб лекарь намазала смесь, за которой и уходила девушка, о том, что к завтрашнему отъезду всё готово, и мастер пошёл к старосте.