Последствия

Девушка вернулась к работе, а врач пошёл к пропускному пункту. Зайдя в комнатку, он попросил увеличить изображение с камеры изолятора. В то же мгновение вошла Настя и, как предложили ей главврач, взялась за книгу. Пока на мониторе ничего не происходило, не отводя от него взгляд, Павел Анатольевич догадался спросить:

– Запись с камеры у тебя?

– Нет, я их в областную отправляю.

Госпиталь был разросшимся психиатрическим отделением областной больницы, и не теряя её контроля над собой, переехал за город. Павел Анатольевич хотел было возмутиться, но на мониторе уличился обман – Слава, вытащив язык, рисовал им многогранные воображаемые фигуры. Бросив охраннику о том, чтобы тот возвратил формат изображения в средний размер, врач вернулся в изолятор.

– Итак, давайте продолжим. – обходя уступившую ему место Настю, Павел Анатольевич сел за стол.

Девушка нервничала, Слава скучал.

– Дайте мне ещё минуту подумать.

Наигранно Павел Анатольевич переглядывался с Насти на Славу, и в конце вынес:

– Настя, ты уже несколько недель заперта здесь, на любого человека это влияет не в лучших проявлениях. Поэтому, возвращайся на второй этаж. А я заменю тебя.

Девушка, довольная назначением начальника, из вежливости сказав: «Не очень-то я и устала.», – выпорхнула из изолятора.

– И снова мы вместе, Слава. Ты не помнишь, но я сидел у тебя несколько месяцев…

Главврач начал о том, как проходили первые недели комы, ведь до этого не рассказывал Славе о том периоде, затронул и свои переживания, ностальгически, как это бывает у людей внушительного возраста, рассказывающих о годах своей молодости, вздохнул в центре повествования о дне, когда Слава открыл глаза – собрал всё до настоящего момента. Но на середине рассказа слушатель отвернулся и больше не поворачивался, а речевым аппаратом Павла Анатольевича двигало желание выговориться, он даже несколько раз упомянул о ссоре с женой, но та закончилась скорым примирением. Не дождавшись конца, Слава повернулся и показал язык, заметив который, врач оскорбился. Больше в этот день они не разговаривали.

Следующим днём, а в последствии и месяцем, в изолятор, в котором отменилось круглосуточное присутствие медицинского работника, и за физиком наблюдала только камера, приходил логопед с «грамотного стиля общения». Ей единственной не довелось увидеть языка Славы, только если она сама не просила его выдвинуть мышцу для проведения упражнений. Да и Слава был заинтересован в скорейшей реабилитации речевых навыков, поэтому общими усилиями к концу третьего месяца с начала комы, он заговорил. И его вторыми в жизни первыми словами было «речная рыба», хотя женщина, указывая на карпа, добивалась только его синонима, приятным бонусом получили и прилагательное. Через неделю весь словарный запас был проговорён.

Передозировка оставила след на психическом состоянии Славы, теперь и навсегда, он никогда не откликался на «Вячеслав Владимирович», подозрение об отклонении промелькнуло у Павла Анатольевича ещё при посещении Настей его кабинета, месячной давности, где девушка жаловалась на «ребячество» изолированного. И при последующих визитах, после окончательного закрепления речи, подозрения перешли в истину.

На следующий день после полного отчёта логопеда о реабилитации, Павел Анатольевич зашёл в изолятор для перепроверки анамнеза, и с намерением получить ответ на всё ещё не разрешённый вопрос: «А сделал ли это Вячеслав Владимирович?». Мужчина всё ещё питал надежды на существование «особенного» человека и готовился к началу обследования.

«Я надеюсь, что вы понимаете глупость постоянного описания «щёлкнул замок, и вошёл(а) в изолятор, так что теперь я буду стараться не допускать автора к этим выражениям, сразу же переходя к действию.»

Слава с открытым ртом и запрокинутой головой, будто на осмотре, сидел в стоматологическом кресле. Павел Анатольевич с любопытством подошёл к месту, где мог бы стоять стоматолог.

– Слава, здравствуй.

– Толстячок, у меня талончик на 9:45, а ты отвлекаешь! – вскочив, возмутился мужчина, обойдя кресло и сев на небольшой, имеющийся в стоматологическом комплекте, стульчик врача, подпрыгнув с которого, переместился за письменный стол. – Дак чего хотел? Растай, растай, не застывай. – по-детски скомандовал Слава, руками обводя фигуру врача.

– Толстячок?

– Я?

Павел Анатольевич, вошедший в ступор, подошёл к Славе.

– Встань, пожалуйста. – протянул врач через зубы.

– И правда, давно сижу.

Снова вскочив, отодвигая стул и приглашая Павла Анатольевича сесть, Слава подошёл к шкафу.

– Ты хорошо спал?

– Превосходно!

– Голова не болит, спазмы, боль в теле? Ничего? – чтобы посмотреть на мужчину, Павлу Анатольевичу пришлось развернуться на стуле.

– Пальцем ударился, но уже не болит.

Слава поднял указательный на вид здоровый палец.

– А что ты делал в кресле?

– Где?

– На приёме у стоматолога. У тебя приём в 9:45, помнишь?

– Да…да, а сейчас сколько?

Павел Анатольевич, начал отодвигать манжет халата, когда между его лицом и плечом просунулась голова Славы.