Я перечитал письмо несколько раз. Никаких упоминаний о депрессии, которая, должно быть, осталась далеко позади. Ни слова о работе. Ни намека на что-либо, связанное с ее браком (как всегда). Явный восторг от дочери. Тихая, скрытая тоска, пронизывающая все в Изабель. Я знал, что меланхолия была частью ее внутреннего равновесия. Но эта сторона души никогда не кричала о себе. В прошлом, в те редкие моменты, когда Изабель признавала, что живет в своем замкнутом мрачном пространстве, она отмечала, что это особенность
Перечитав письмо Изабель в четвертый раз, я взял со стола чистый лист бумаги и заправил его в каретку стоящей рядом с моим столом пишущей машинки IBM со сферической головкой. Я нажал кнопку включения и застучал по клавишам указательными пальцами:
Дорогая Изабель,
Читая твое письмо, я поймал себя на мысли: мы разделяем схожую веру в ущербную природу жизни. Это не значит, что мы несчастные или пессимисты. Просто реалисты. И когда у тебя реалистичный взгляд на природу всего… ну разве это не отправная точка для меланхолии? Тем, кому она неведома, не понять, что это вовсе не недуг, связанный с унынием, упадком духа, страданием, угнетенностью (заглянем в тезаурус). И это не выбор. Скорее, состояние души, где-то между ощущением и склонностью… и основанное на вере: прими безнадежность и не думай, что существует некий Святой Грааль счастья, который ты найдешь в конце темного туннеля. Все это путаница. И нужно барахтаться в этой путанице. Но не ждите, что я буду делать это с улыбкой.
Твое письмо очень растрогало меня. И твои слова о том, что дверь все еще открыта… для меня это настоящее потрясение. По понятным причинам. Брак и все такое. И еще одна новость: Ребекка беременна и должна родить чуть меньше чем через восемь месяцев.
И куда нам деваться, моя прекрасная Изабель?
Да, ребенок – над его зачатием мы трудились с огромным усердием и постоянством, – теперь уже был в пути. Ребекка сияла от восторга. Она хотела материнства. И когда месяц за месяцем попытки забеременеть проваливались, ощущение личной неудачи усиливалось страхом: возможно, нам не удастся сделать это естественным путем. Может быть, у кого-то из нас проблемы. И нас ожидает мрачная череда тестов на фертильность и процедур ЭКО. И самое пугающее – что Ребекка, возможно, бесплодна.
Для нее это стало самым чудовищным кошмаром, который подогревал чувство неполноценности, источник главных проблем ее психики. В тот день, когда она вернулась домой от гинеколога и показала два больших пальца вверх – да, у нее определенно будет ребенок, – облегчение сменилось триумфом. Несмотря на случающиеся стычки и стрессы соперничества и даже те два эпизода отвратительного пьянства, наш брак был замечателен общностью цели. Или, по крайней мере, так я говорил себе всякий раз, когда посреди ночи начинали закрадываться сомнения. Точно так же я почувствовал огромный прилив любви к Ребекке, когда вернулся домой с работы, и она бросилась в мои объятия; слезы струились по ее лицу, когда она сообщила мне важную новость: это случилось. Мы станем родителями. Я испытал облегчение, ликование и был слегка ошеломлен мыслью: быть отцом – значит взять на себя огромную ответственность на всю жизнь. И мне так хотелось проявить себя в этом наилучшим образом.