– Потому что я влюбилась в тебя по-английски. И по-прежнему люблю тебя по-английски.
– Стало быть… никакой гибкости ни в языке, ни в чем-либо еще?
– Теперь, когда ты живешь в Париже и мои личные обстоятельства несколько изменились, наверное, можно будет проявить гибкость в графике наших встреч.
– Ты больше не замужем за Шарлем?
– Я всегда буду замужем за Шарлем, пока один из нас не умрет. Но сейчас ему семьдесят четыре. Не древний старик, но в последние три или четыре года у него возникли серьезные проблемы со здоровьем. Диабет. Гипертония. Побочные эффекты взрослой жизни, серьезных игр с большими деньгами и пренебрежения физическими упражнениями. Если хочешь знать, в последнее время мне удавалось оставаться стройной только благодаря пресловутой диете парижанки: сигареты и красное вино.
– Я люблю твое тело таким, какое оно сейчас. Я тоже потяжелел.
– Вот! Ты это признал. Я толстая.
– О, я тебя умоляю. Ты вовсе не…
– Какая?
– Ты забыла
Она легонько шлепнула меня по руке, как учительница, наказывающая за непослушание.
–
–
– Ни в коем случае. Но мы откроем вино, что ты принес. И выкурим сигарету. Если, конечно, ты не отказался от них.
– Было дело, пока жил в браке. После развода я вернулся к ним с удвоенной силой.
– Браво. Одобряю. Даже если после сорока лет курения задаюсь вопросом, когда же Боги решат: тебе это слишком долго сходило с рук. День расплаты уже близок.
– Моя бабушка выкуривала по две пачки в день и дожила почти до девяноста лет. Правда, она с гордостью называла себя подлой баптистской сукой.
– Не то чтобы я в этом разбираюсь, но полагаю, что быть баптисткой и сукой не обязательно синонимично.
– Бабуля и ее церковные подружки были именно такими.
– И все-таки мне следовало бы бросить курить, – сказала она.
– Так бросай.
– Но я не могу представить себе жизнь без сигарет. Они – мой балласт среди нестабильности всего остального.
– Неужели все так плохо?
– Неси вино и сигареты, любовь моя, и мы обменяемся байками из жизни. Кстати, в шкафу есть вешалка, если ты не хочешь, чтобы твой очень красивый костюм валялся на полу и тебе пришлось идти на следующую встречу хорошенько помятым.
– У меня нет следующей встречи, но я приму твое предложение воспользоваться вешалкой.
Я встал с кровати, открыл шкаф, отметив, как мало одежды Изабель по-прежнему хранила здесь. Я нашел свободную вешалку. Положил ее на стул, поднял с пола брюки, тщательно выровнял обе брючины, перекинул их через деревянную перекладину вешалки, затем повесил на плечики рубашку и пиджак. Галстук я аккуратно сложил и поместил во внутренний нагрудный карман. После чего убрал свою адвокатскую форму в шкаф.
– Весьма впечатляет, – сказала Изабель. – Если все остальное не заладится, тебя ждет блестящая карьера камердинера.
– Очень смешно. Штопор на том же месте?
– Здесь ничего не меняется, кроме того, что с возрастом я становлюсь все большей неряхой.
– Я не заметил.
– Обманщик.
На самом деле я сказал правду. Сразу с порога мы упали в объятия друг друга. В постель. Отдались во власть тихой глубокой страсти. Так что только сейчас я смог оценить, насколько продвинулась Изабель в своей неряшливости. Она никогда не отличалась любовью к порядку. Но теперь повсюду была разбросана одежда, три пепельницы ломились от окурков, альпийские горы бумаг, рукописей и новых поступлений в ее библиотеку высились на письменном столе, посуда и кофейник в раковине нуждались в мыльной ванне.
– Я помню, как один раз, фактически единственный раз, когда ты спал здесь, настолько разъярилась и отчитала тебя за то, что ты осмелился навести порядок в моем хаосе. Я была очень несправедлива и знала, что именно тогда и там ты решил для себя, почему невозможен
– Это не было причиной, почему я не принял твое предложение о переезде в Нью-Йорк вместе с Эмили.
Я вернулся к кровати с вином, бокалами, сигаретами.
– Что же стало причиной? Любовь к будущей жене-адвокату?
– Отчасти. И еще страх.
Изабель спокойно восприняла это признание.
– Я понимаю. Мы так часто отворачиваемся от потенциально замечательных возможностей из-за страха получить травму. Я тоже была виновата не меньше, чем ты. На самом деле я первая сделала неверный шаг.
– Оглядываясь назад, я уже тогда знал, что совершаю ошибку.
– «Жизнь можно проживать, только глядя вперед, но понять ее можно, только оглянувшись назад», – Кьеркегор. Неужели между вами все было так плохо?
Я вытащил пробку из бутылки. Наполнил два бокала.
– Если я начну рассказывать тебе обо всем, это может занять много времени.
– Я хочу знать столько, сколько ты хочешь мне рассказать.