Читаем Послевкусие: Роман в пяти блюдах полностью

Из-за болезни Ричарда я забросила все, за исключением Хлои. Переезд на новую квартиру пришлось отложить, вся мебель так и осталась нераспакованной и до сих пор стоит в коробках там, где их поставили грузчики две недели назад. Представитель фирмы «Гагенау» оставил мне несколько сердитых сообщений, в которых спрашивал, когда же мы будем устанавливать вытяжку над плитой. Даже Бен пригрозил, что пришлет мне счет, поскольку уже две недели назад смонтировал кран для пасты, а обещанного обеда так и не получил. Мне пришлось отказаться от посещения даже доктора Д. П. Единственное, чем я занималась — помимо Хлои и Ричарда, — это своей колонкой в журнале. Во-первых, я боюсь разгневать Энид, а во-вторых, к своему удивлению, я обнаружила, что приготовление пищи и написание статей поднимают мне настроение.

Правда, про свою первую статью я едва не забыла — она появилась на следующее утро после происшествия с Ричардом. Я вспомнила о ней лишь к вечеру, да и то после того, как получила поздравления от отца, Рут и Бена. Моя вторая статья, посвященная детскому питанию, также была забыта до тех пор, когда однажды утром, придя в больницу вместе с Хлоей, я не обнаружила Ричарда в солярии. Он важно восседал за столиком с «Постгазет» в руках и читал мою статью. Вокруг него сидела стайка маленьких старушек, которых он с готовностью посвящал в темные подробности моего прошлого.

— Извините, дорогая, но брать на себя вообще все, по-моему, ни к чему, — говорит согбенный гномик, доходящий мне примерно до колена.

— Кому нужны эти мужчины? — вопрошает другой, после чего протягивает мне листок бумаги и ручку и просит дать автограф.

Трудно сердиться на Ричарда, который сидит в своем жутком спортивном костюме и, по-видимому, не испытывает ни малейших угрызений совести.

— А что такого? Наоборот, тебе следует меня поблагодарить, — говорит он, когда я сердито заявляю, что за это не дам ему чашки капучино. — Это же отличная реклама. Правдивая история настоящей знаменитости, известного шеф-повара. Да теперь ты просто Энтони Бурден в юбке, — говорит он. — Нет, даже лучше. Тебя едва не отправили в тюрьму, а Бурден, насколько я помню, никогда не имел дела с полицией. А если и имел, то из-за наркотиков. Твоя история куда более впечатляющая.

— Спасибо, конечно, но я вполне могла бы обойтись и без твоей рекламы, — говорю я, изображая гнев.

Ричард и в самом деле быстро поправляется. Он уже ходит, опираясь на ходунки, правая сторона тела постепенно оживает. И все же бывают моменты, когда он словно уходит в себя, когда не может или не хочет ни с кем общаться. Тогда Ричард часами сидит на стуле, уставившись в пространство, с таким видом, словно кто-то повесил на его лице табличку с надписью: «Закрыто». Я надеюсь, что в такие моменты Ричард уходит в место более интересное, чем реабилитационный центр больницы Шейдисайд, однако же не настолько интересное, чтобы ему не захотелось вернуться домой.

Доктора диагностировали депрессивное состояние и пичкают Ричарда всевозможными лекарствами, но для достижения необходимого эффекта требуется несколько недель. Через пару недель Ричард получает деньги по страховке, но мне кажется, что отправлять его домой еще рано. Дама — социальный работник со мной не согласна и говорит, что они могут прислать сиделку, которая первое время будет дежурить возле Ричарда по ночам. Но в его доме два этажа, говорю я, и он может упасть с лестницы или споткнуться о кошку, поэтому я прошу разрешения на переезд Ричарда в мой дом — вместе с его больничной койкой. Ричард будет выздоравливать под моим наблюдением.

— Завтра тебя выписывают, — говорю я ему на следующий день.

Ричард откладывает в сторону кроссворд и приподнимает бровь.

Когда я сообщаю ему о своих планах, он начинает протестовать:

— Я не хочу становиться обузой, не хочу, чтобы ты меня кормила и вообще суетилась возле меня. Я этого не выношу.

— Очень жаль, но, между прочим, тебе пора возвращаться к работе. Ты обещал мне отделать квартиру, а как ты будешь ее отделывать? Только если поселишься у меня. Когда закончишь, тогда и съедешь.

Ричард отворачивается и больше не произносит ни слова. Я начинаю беспокоиться, что совершила ошибку, открыто признав его беспомощность и зависимость, но вскоре Ричард начинает вертеться в инвалидном кресле, стараясь стянуть с себя спортивный костюм, тот, который цвета навоза. Он сворачивает его в узел и швыряет в меня, но костюм пролетает всего несколько дюймов. Тогда, запыхавшийся и измученный, Ричард говорит:

— Разводи костер.


Перейти на страницу:

Все книги серии Приятное чтение

Уик-энд с мистером Дарси
Уик-энд с мистером Дарси

Что общего может быть у профессора английской литературы из Оксфорда Кэтрин Робертс, женщины упрямой и острой на язык, и застенчивой Робин Лав, администратора среднего звена из Северного Йоркшира?Их объединяет страстная любовь к творчеству Джейн Остин, обе постоянно ассоциируют себя с героинями ее произведений. Именно поэтому они отправляются на ежегодную конференцию, посвященную любимой писательнице. Кроме того, личная жизнь обеих героинь зашла в тупик.Кэтрин и Робин надеются, что уик-энд в поместье, где будет проводиться конференция, позволит им на некоторое время забыть о своих проблемах. А может быть, идеальный мужчина, который, по их мнению, сохранился только в романах Остин, сойдет со страниц книги в реальную жизнь… И цепь событий показала, что уик-энд с Джейн Остин не закончится без маленькой интриги и романтического приключения.Впервые на русском языке! Перевод: Ольга Ратникова

Виктория Коннелли

Любовные романы / Современные любовные романы / Романы

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее