Послушай мое сердце

Она открыла рот, чтобы закричать, но взгляд ее упал вниз, и она увидела, что живот у нее раздувается до гигантских размеров и становится бледно-зеленым. С еще большим ужасом она заметила, что все ее тело распухает, да так, что она уже застряла в ванне и не может пошевелиться. Кожа стала грубой и в пупырышках, как у жабы, зеленой с коричневыми пятнами.

Рядом с ванной висело зеркало. Мачеха увидела, что превратилась в огромное лысое чудовище. Она завизжала и упала в обморок.

На ее крик прибежал сеньор Марио, который, увидев, во что превратилась его жена, не придумал ничего лучше, как вылить на нее жидкость для прочистки труб.

Огромное отвратительное тело с урчанием застыло, сжалось и стало уменьшаться: оно становилось все тоньше и бесцветнее, пока, как уж, не скользнуло в сливное отверстие.

— Вот что случается с теми, кто слишком много моется! — вздохнул синьор Марио. И так как он был немного взволнован, то отправился к доктору Польдо Лео, чтобы тот прописал ему успокоительное.

Когда он рассказал, что приключилось с его женой, трое детей счастливые выбрались из-за дивана и бросились ему на шею.

Доктор сказал:

— Синьор Марио, имею честь просить руки вашей дочери Розетты! Едва ей исполнится пятнадцать, мы поженимся.

И жили они долго и счастливо и мылись редко и очень осторожно.

НОЯБРЬ

Глава первая, в которой рассказывается о бабушке Мариучче и ее усопших

— Спорим, завтра учительница нам задаст сочинение о Дне поминовения усопших[12]? — мрачно сказала Элиза.

Они и так уже несколько дней учили слезливые стихотворения, и надо было видеть, какие грустные и смиренные лица делали Подлизы, когда выходили к доске их рассказывать!

Каждый год в конце октября начиналась одна и та же песенка. Отрывки из хрестоматий, уроки, диктанты так и кишели крестами, сиротами, вдовами, хризантемами, могилами и кипарисами[13].

Элиза не понимала, почему о мертвых нужно думать только раз в году. Вот бабушка Мариучча каждый день ходит на кладбище. Она отправляется туда после обеда, как только поможет няне убрать со стола. Бабушка одевается, надевает черную шляпку на резинке, которая цепляется за пучок, и говорит:

— Ну, я пошла.

И все знают куда.

Кладбище далеко, на холме за городом. Чтобы их мама не устала, Элизины дяди договорились с соседом, что он будет отвозить и привозить ее на мотоцикле. Приобрели что-то вроде абонемента.

Но не думайте только, что бабушка Мариучча в своем черном платье в белый горошек, в перчатках и с большой сумкой с серебряной пряжкой усаживалась на мотоцикл верхом, обхватив за пояс галантного провожатого. Нет. К мотоциклу синьора Владимиро (так звали соседа) была прицеплена сбоку специальная коляска — это, если кто не знает, что-то вроде железной лодочки на колесах с пассажирским сиденьем внутри.

Бабушка до смерти боялась быстрой езды. Она вцеплялась в бортики коляски и всю дорогу верещала:

— Осторожнее на повороте! Сбавь скорость! Тормози! Мамочки, нас хочет обогнать грузовик!

К счастью, нервы у синьора Владимиро (который был женат на продавщице из табачной лавки на углу, но, если верить Сильване Бои, в молодости был влюблен в бабушку Мариуччу) были железные, и он не сердился.

Как только они выезжали на проселочную дорогу, мотоцикл поднимал облако пыли, и бабушка заходилась в кашле. Но это было только начало, потому что дорога начинала петлять, и как ни старался Владимиро вписываться в повороты, бабушку все равно укачивало и рвало. Затем она с большим достоинством протирала руки и лоб смоченным в одеколоне «Пармская фиалка» платочком. И так каждый раз — в одном и том же месте, по пути туда и обратно.