Послушайте, Лещёв!

Тамада

Л.Г.Г., одному из последних свидетелей «великой резни»

Пар струился над форелью. Нарастал, сгущался гул.

Первобытное веселье в нас во всех Левон вдохнул.

По армянскому обычаю тосты он произносил.

кто-то /просто для приличья/ о родне его спросил.

Пальцы чёрные кривые сжал в испуге тамада.

И увидел я впервые: голова его седа.

Все притихли, словно дети. Грудь сдавило у него.

– У меня на белом свете не осталось никого!

В полутьме хмельного зала плакал старый тамада.

– Извините, – вдруг сказал он. Встал и вышел…

Навсегда!

Маки на крепостной стене

/Вольный перевод с восточного. В конце 60–х один из моих приятелей попросил помочь ему «добить халтуру» – истекал срок сдачи рукописи в издательство. Перевод опубликован под другой фамилией и в искаженном виде. – Л.Т./

Словно солдаты в смертельной атаке,

Вверх по стене подымаются маки.

В каждый уступчик, в каждую складку

Маки вцепляются мёртвою хваткой.

В этом упорстве есть странное что-то:

То ли безумие, то ли нелепость.

В крепости настежь открыты ворота.

Маки штурмуют открытую крепость.

Маки, опомнитесь! Маки не слышат!

Ветер их красные шапки колышет.

Дики и глухи, как будто маньяки,

Выше и выше взбираются маки.

* * *

О чём вы задумались, Анна,

На тёмное выйдя крыльцо?

Белеет во мраке туманно

Прекрасное ваше лицо.

А я закурю папиросу.

И вспомню о нашей зиме –

Горячие щёки с морозу,

Холодные губы во тьме.

И наш городок деревянный

Из праха поднимется вновь –

Заснеженный, темный, туманный,

С берёзами возле домов.

Сначала – растерянность, робость,

А после – глухая вражда…

Неправда, что так и должно быть,

Что так и бывает всегда.

И горько мне видеть, и странно

Знакомый наклон головы…

О чём вы задумались, Анна?

О чём вспоминаете вы?

* * *

Метель то затихала, то выла за стеной.

А я сидел устало над кружкою пивной.

Искрящаяся пена с зазубренных краев

Сползала постепенно. Я не сдувал её.

Убогие плафоны в оправах дорогих

Горели воспалено. Я не глядел на них.

Я думал, сдвинув брови: вот так и жизнь пройдёт.

Смеялся и злословил Какой-то пьяный сброд.

Плыла в дыму пивная. С надрывом тенор выл.

Но музыка иная моих касалась жил.

Я снова пил… отрава была мутна, горька.

Официант лукаво глядел издалека.

* * *

От сомнений в час печальный тяжелеет голова.

Чем больнее, тем банальней, тем обычнее слова.

Снова ищешь в звуке, в слове выход чувству своему…

Сколько в каждой строчке крови, знать не нужно никому!

* * *

Мне приснился школьный друг, умерший давно.

Будто встретились мы вдруг около кино.

Он стоял возле дверей с девушкой одной.

С милой девушкой – с моей будущей женой.

И его победный взгляд радость излучал:

Опоздал ты /то-то, брат!/, то-то, опоздал!

Вот уже они в фойе медленно вошли.

Я не знал, что делать мне. И стоял вдали.

Нежно он склонялся к ней. И она к нему.

И-помочь-в-беде-моей-не-было-кому…

* * *

Гром громыхал не сильно в предчувствии грозы.

На похоронах сына не пролил я слезы.

Гром громыхал не шибко. Ползла, сгущалась мгла.

…врачебная ошибка допущена была.

Когда на край могилы поставили мы гроб,

Во мне хватило силы рукою стиснуть лоб.

Глядели виновато товарищи мои

На комья рыжеватой рассохшейся земли.

Синел расшитый чепчик. Белела простыня.

Лежал он – человечек, похожий на меня.

А тучи – всё огромней – ползли наискосок.

Ещё одно я помню: сухой земли комок.

Венки на холмик рыжий легли – закрыли сплошь.

Гром грохотал всё ближе. Потом закапал дождь.

Потом /я помню смутно/ заторопились все

К бетонной крытой будке, торчавшей у шоссе…

Диалог

– Ты злословишь, ты хохочешь,

Грубо шутишь надо мной.

Уязвить меня ты хочешь…

– Я люблю тебя, родной!

– А когда спокойно, чинно

Под руку иду с женой,

Как ты злобно смотришь в спину!

– Я люблю тебя, родной!

– Обо мне, скажи, не ты ли

Распустила слух дурной?

Все соседи рты раскрыли…

– Я люблю тебя, родной!

– Ведь узнают о скандале.

Муж тебя побьёт, хмельной.

Сын и тот – простит едва ли…

– Я люблю тебя, родной!

Тишина

К ночи дождь опять заладил.

Мрак и холод за окном.

Милая, присядем рядом.

Хорошо, что мы вдвоём.

Хорошо, что больше нечем

Похвалиться нам с тобой.

Хорошо, что в этот вечер

Крыша есть над головой.

Все здесь дышит светлой тайной,

Ожиданьем, тишиной –

В этой комнате случайной,

Незнакомой и родной.

Будут суды-пересуды.

Вспыхнут и утихнут вновь.

Выпьем, что ли, за любовь!

Или просто – от простуды.

Посветлело за окном.

Хлопья снега липнут к стеклам.

И твоим движеньем теплым

Обогрет весь этот дом.

Рифма

Сырое солнечное утро…

Всё хрупко – воздух и вода.

И рифмы лучше «перламутра»

Мне не придумать никогда.

Мне хочется восход воспеть.

Молчу. Про всё уже писалось.

И ничего мне не осталось,

Как сесть и на воду глядеть.

Вода туманна. Небо ясно.

И сквозь протяжный влажный шум

Приходит рифма наобум:

«прекрасно»…

Боже мой, прекрасно!

Первая любовь