Послушайте, Лещёв!

И чей-то старенький ботинок – лежит, примятый колесом.

И вот над жёлтым косогором приподымается село.

Поёт телега хриплым горлом, поёт бездумно и светло.

Синеет поле в отдаленье. И лес – оранжевый, рябой.

И словно знаки ударенья, дымы над каждою трубой.

Памяти Дмитрия Кедрина

…профиль юности бессмертной

Промелькнул в окне трамвая.

М. Голодный

…профиль юности бессмертной

Промелькнул в окне трамвая.

Минут годы. Подойдёт он —

Мой двойник – к углу Арбата…

Д. Кедрин

Профиль юности бессмертной

Промелькнул в окне трамвая…

Шёл поэт навстречу ветру,

Строчки светлые слагая.

Поправлял очки рукою,

Неуклюжий и неловкий.

И чего-то ждал с тоскою

На трамвайной остановке.

Жизнь, – он думал, – быстротечна,

Улетит она куда-то.

Но останется навечно

Остановка у Арбата.

В этом шуме, в этом ветре,

Там, за стеклами трамвая,

Он увидел лик бессмертья,

Улыбаясь и страдая.

…вспоминаю о поэте

Нежно, грустно, виновато.

Вот и нет уже на свете

Остановки у Арбата.

* * *

Так и кончились, шутя, наши летние прогулки.

Почернели от дождя липы в Школьном переулке.

Совершилось волшебство: сразу смолкли слухи, сплетни.

Не осталось – ничего! – от прогулок наших летних.

Не листва шумит – вода. Не шаги – а капли гулки.

Мы с тобою – никогда! – не встречались в переулке…

* * *

Предательство женщины милой – слепая жестокость её –

С какой неожиданной силой сковало дыханье моё!

И все наши встречи неужто расплылись, пропали во мгле?

И снова, как в детстве, мне нужно учиться ходить по земле.

* * *

Под оловянною луной

Река исходит белизной.

А мост повис обугленный.

Вхожу в прозрачный лес ночной,

Прозрачный лес, порубленный.

Ну что мне, право, эти пни?

К чему виденья страшные?

Мерцают нежные огни

Вдали над тёмной пашнею.

Хрустит упругая стерня.

В зароды сено собрано.

А то,

Что предал

Друг меня –

Так, слава богу,

Вовремя…

Вечер поэзии

Ресторанчик «Бригантина»…

Нас комсорг привёл сюда.

Он помощник бригадира.

Он ударник комтруда.

И Роман стихи читает

Про таёжный неуют.

Парни головой кивают.

Улыбаются. Жуют.

Цедят ровный свет плафоны.

Между стульев, меж колонн,

Шнур ползёт от микрофона,

Не поймёшь – куда же он.

После водкой угощают.

Пышно сервирован стол.

Всячески нам угождают.

…и чего же я, осёл,

Запинался и смущался?

Пыль столбом. Ножи гремят.

Между тостами мещанство

Парни яростно громят.

На стену приклеен Пушкин.

На губах не высох клей.

…выпьем с горя! Где же кружка?

Сердцу будет веселей!

* * *

Всё напряженнее наши встречи –

Всё реже, всё реже…

Как будто меж нами пружина тугая –

Другой ли, другая?..

Ну кто же опустит пружину первый?

Мол, нервы, мол, нервы…

В кого полетит её сила слепая –

Сбивая, сбивая?

Ты чувствуешь: тянет пружина упруго?

Друг к другу…

* * *

Чувство родины – чувство великое!

Наступает такая пора –

Всё жестокое, тёмное, дикое

Гибнет в свете любви и добра.

С неизбежностью необходимой –

В одиночестве или в борьбе –

Вдруг поймешь: ей труднее, родимой,

Как бы ни было трудно тебе.

* * *

Мы уедем, как бывало,

Ранним утром, до жары,

С Павелецкого вокзала

В половецкие шатры.

Городские прочь рубашки!

Видишь: лилии в пруду.

Между пальцами ромашки

Застревают на ходу.

На зелёном этом луге,

Среди пней, стрекоз и мят,

Те же солнечные вьюги

В голове моей шумят.

Та же самая тревога,

И, как в прошлые лета,

Разных дел я начал много –

Не выходит ни черта!

Хватит шуток, хватит смеха!..

Не достанешь с неба звёзд.

Тридцать лет – а до успеха

Те же сотни долгих верст!

Ты – не Боткин,

Я – не Пушкин…

Впрочем, что тут говорить!

На берёзовой опушке

Паутинки вьется нить

И трава

Трещит, как порох.

Только ясных дней не жди!

По прогнозу

Очень скоро

Ожидаются

Дожди…

Собеседник (Стихи 1968–1972 гг.)

* * *

Выкурим по сигарете.

Станет легче на душе.

Может быть, на белом свете

Мы не встретимся уже.

Холодно – как перед снегом.

Тяжко нам наедине.

Самым близким человеком

Ты была на свете мне.

Мы ни в чём не виноваты,

Хоть и знали наперед,

Что наступит час расплаты

За блаженный этот год.

* * *

Моя слепая власть –

Над женщиной – пропала.

Я долго, нудно, вяло

Ей что-то плёл про страсть,

Про добрые начала.

А женщина устало

Качала головой

И тихо повторяла:

«Не надо, милый мой!»

* * *

Прощай, любимая, прощай!

Внимания не обращай

На все мои забавы.

Не для веселости я пью

И Музу мучаю мою

Совсем не ради славы.

Когда бы ты могла понять:

Стихи ночами сочинять –

Печальная услада.

В ночной смятенной тишине

Приходит забытье ко мне…

А что ещё мне надо?

* * *

То, что мы охладели с тобой,

То, что страсти, как угли, сгорели, –

Это выдумать может любой…

Просто напросто мы отрезвели.

Мы вошли, так сказать, в колею.

Нас за это никто не осудит.

Всё прошло. Даже слово «люблю»

В жар не бросит и губ не остудит.

* * *

Вся травой заросла колея –

Тыщу лет не скрипели колёса.

Слышу я в клокотанье ручья

Храп волками забитого лося.

Задевают за когти ветвей

Облака, облака грозовые…

Может, капли их дождевые

Станут каплями крови моей?

Всё темней, всё темней, всё темней…

Вдруг пахнуло прелью древесной.

И защёлкал в кустах соловей.

Соловей никому неизвестный.