Я глянула на Лару. Она словно наблюдала за скоростными гонками, где машины несутся мимо, сливаясь в размытое пятно, и даже не поймешь, кто выигрывает. Вообще-то, я не планировала заниматься розысками, а лишь стремилась расставить все по местам, чтобы Лара могла принять правильное решение относительно своего будущего.
– Может, и смогу, – уклончиво ответила я. – Дон вроде говорила, что живет где-то на севере.
«На севере» – понятие растяжимое. Авось Анне понадобится некоторое время, чтобы привязать его к Ньюкаслу. Сама я не сомневалась, что без труда разыщу через интернет чемпиона округа по плаванию, особенно если заручусь помощью Франчески – она наверняка уже списалась с ним в соцсетях. У меня аж мозги плавились при мысли о попытке исправить еще одну семейную катастрофу, но стоило повременить с приглашением в семью очередного будущего олимпийца, которого будут сравнивать с Сандро. Да и как знать, захочет ли Лара вообще встречаться с Дон – женщиной, которая спаслась из бурлящего адского котла, освободив горячее местечко для Лары.
В конце коридора появился Роберт с бананом в руках. Вот удача: можно сбежать на минутку.
– Роберт, позвольте мне его почистить для вас.
– Спасибо. А вы кто?
– Я Мэгги.
– Рад познакомиться. Я Роберт, но вы можете звать меня Боб.
Позади послышался голос Анны:
– Массимо, собирай чемодан и уматывай отсюда. Можешь пожить у меня, пока мы не искупим причиненное тобой зло. – Долгая пауза. – Если когда-нибудь искупим.
А затем свекровь издала звук, на который, как мне казалось, была неспособна.
Всхлип.
Глава сорок девятая
Мэгги, два года спустя
Анна уселась у нас на террасе, с которой открывался дивный вид на море. Панорама бесконечной водной глади с силуэтом пирса на фоне неба вызывала у меня ощущение, что я живу в каком-то экзотическом месте. Свекровь умоляла нас не переезжать с Сиена-авеню, но Нико был непреклонен. К ее чести, когда мы вывесили на особняке объявление «Продается», она проявила сдержанность. К тому же за несколько дней до нашего отъезда свекровь, слава богу, отправилась в Италию, избавив нас от риска видеть, как ее обезумевшее лицо маячит за фургоном с вещами. А насчет девяти месяцев, что мы провели здесь, в коттедже «Манипенни»[37]
, даже ухитрилась сделать странный комплимент, замаскированный под критику:– Никогда бы не подумала, что в таком темном доме может быть настолько уютно.
Теперь весь свой яд Анна изливала на Кейтлин, которую отныне при каждой возможности называла не иначе как «та, первая жена». Увидев на полке в коридоре нашего нового дома кувшинчики Кейтлин, она поморщилась, вздернув подбородок:
– Не понимаю, зачем ты их хранишь. У этой женщины совершенно не было вкуса. Только пыль собирают.
Я предоставила Нико решать, что брать с собой на новое место жительства. Франческа только плечами пожимала, когда отец спрашивал ее, не хочет ли она оставить себе какие-нибудь миски, зеркала и прочий старый хлам, который и новым-то на хрен никому не сдался. Если только вы не из тех, кто бросается вытирать каждую пылинку, полирует каждый шовчик на штукатурке и раскладывает в бельевом шкафу лавандовые шарики.
Сегодня, однако, на нашей большой семейной встрече Анна вела себя лучше некуда, вручив не только Франческе, но и Сэму по коробочке шикарных итальянских шоколадных конфет.
Помявшись, она подала и мне маленькую коробочку, завернутую в подарочную бумагу, которая стоила три фунта за лист:
– С днем рождения, Мэгги.
Мама выразительно вскинула брови, что у нас, Паркеров, означало: «Похоже, вещичка-то стоит немалых денег».
Вряд ли там был садовый гном в пару тому, что вручила мне мама со словами: «Я просто не могла перед ним устоять. Как только увидела, так сразу и подумала про твой новый сад».
Не знаю, что рассмешило меня сильнее: гном с аккордеоном, которого мама почему-то сочла идеальным для нашего патио, или лицо Нико, когда я этого гнома развернула. Готова спорить, муж был просто счастлив, после того как бездну времени провозился в новом саду, выдирая сорняки, рассаживая клематис и колдуя с горшками, дабы создать «правильную перспективу», а теще хватило одного взгляда, чтобы решить: тут определенно не хватает гнома.
Я осторожно отлепляла скотч, поскольку мама уже нацелилась сграбастать и припрятать красивую бумагу с узором из маков, чтобы потом использовать ее еще раз.
В коробочке лежала старинная серебряная подвеска с сапфиром.
– Потрясающе, Анна! Большое спасибо.
Свекровь улыбнулась.
– Это подвеска моей матери. Она очень печалилась, что у нее нет внучки, и была бы рада подарить украшение тебе.
У меня навернулись слезы, и я крепко, по-паркеровски, обняла свекровь. Она не ответила на объятие, скорее просто стерпела, но сам факт, что я осмелилась примять ее шарф и не получила гневной отповеди, был огромным шагом вперед по сравнению с тем, как меня впервые встретили в семье Фаринелли.
И тут с тактом, типичным для тринадцатилетнего мальчишки, в разговор встрял Сэм, которому, конечно же, не было дела до широкого жеста Анны «ты принята в нашу семью»: