Послушная жена

– Моя дочь! Моя дочь! Красивая! Красивая! Ла… Ла… – Его пальцы с досадой забарабанили по подлокотнику кресла.

– Лара, папа.

Губы у нее продолжали дергаться, как будто сказать требовалось много, а уверенности в том, что она найдет понятные отцу слова, не было. На лице, словно тени, одна другую сменяли эмоции: грусть, любовь, нежность.

Она подозвала меня.

– Познакомься, папа, это Мэгги. Она замужем за Нико.

Отец нахмурил брови.

– Нико, Нико, Нико…

Лара примолкла. Старик словно мысленно пытался процедить грязную лужу в тщетных усилиях отыскать в ее мутной глубине блестящую монету.

– Ну ты же знаешь, это мой деверь. Брат моего мужа.

Он покачал головой.

– Твоего мужа. Ты замуж вышла? А когда? Почему мне не сказала?

– Я говорила. И ты ведь был на свадьбе, папа. Помнишь? Мы праздновали в «Маджестик», знаешь, в том большом отеле в центре Брайтона.

Пора было потихоньку ускользнуть. Мне совсем не хотелось наблюдать, как этот милый старичок с улыбкой Сандро корчится перед чужим человеком в умственном бессилии, как обнажаются прорехи в его памяти. И тем более не хотелось видеть личную боль Лары.

– Ты ведь помнишь Массимо, да, папа? – спросила Лара, и огорчение в ее голосе слышалось все явственнее.

Старик принялся рвать бинт на мелкие клочки.

– Массимо, Массимо, Массимо… – Это напоминало попытку подцепить приз в автомате с игрушками, когда клешня крутится так и этак, бешено раскачивается, сжимает когти, но схватить желанный айпод никак не может. Потом старик вдруг попытался встать, схватившись за палку рядом со стулом. – Массимо! Массимо! – кричал он, а Лара пыталась его успокоить.

Прибежала медсестра:

– Мистер Далтон, успокойтесь, а теперь осторожненько садитесь. Помните, вы повредили ногу.

В конце концов общими усилиями пациента усадили обратно в кресло. Он так разволновался, что было даже неловко смотреть.

Лара села рядом и похлопала его по руке.

– В следующий раз возьму с собой Массимо. Он очень хороший человек. Заботится обо всех нас.

Отец дергал манжеты рубашки.

Медсестра еле слышно предупредила:

– Только недолго, ему нужно отдохнуть.

Я наклонилась к Ларе:

– Пойду, пожалуй. А ты не торопись, пообщайся. Я подожду снаружи. – И попрощалась, помахав рукой: – Мистер Далтон, мне пора, но, надеюсь, еще увидимся. Берегите ногу.

Он посмотрел на меня так, как будто только что увидел. Потом, широко улыбнувшись, сказал:

– Конечно! Приезжайте еще вместе с Ширли. Хорошо, если у жены будет компания, пока я не вернусь домой.

Лара, низко опустив голову, принялась объяснять отцу, кто она такая.

Я вышла посидеть в машине.

Минут через двадцать невестка появилась подавленная, с красными глазами.

Мы отправились в обратный путь. «Фиеста» грохотала, но Лара была погружена в собственные мысли, и я помалкивала.

На полпути она сказала:

– Нужно чаще навещать папу. Он угасает все быстрее. Хорошо бы у Массимо было больше времени, чтобы возить меня.

Решение напрашивалось само. Я выстроила фразу таким образом, чтобы она звучала не вопросом или предложением, а непреложным решением:

– Научу-ка я тебя водить машину.

Глава восемнадцатая Лара

Когда мы покидали дом престарелых, мне казалось, что с каждой милей от моего сердца отрываются маленькие кусочки, пока в груди не останется сморщенный грецкий орех, способный лишь на самые элементарные эмоции. Папа, который после маминой гибели сделал меня центром своей вселенной, через несколько лет, вероятно, вообще перестанет меня узнавать.

Обещание съездить к нему сразу после Пасхи Массимо так и не выполнил. К своему стыду, я почти полгода не навещала отца с тех пор, как мы виделись на Новый год. Полгода не ощущала на своей руке его невесомой высохшей ладошки, не наблюдала, как туман, окутавший его мозг, медленно рассеивается и на папином лице вспыхивает радость узнавания.

Я рухнула на сиденье, ломая голову, почему он так разволновался, когда я упомянула Массимо. Возможно, просто от чувства безысходности. Ведь как это, должно быть, ужасно – рыскать по закоулкам собственного разума, которые все больше окутывает тьма, в надежде набрести на тот уголок, где образ твоего ребенка еще сияет, давая тебе возможность узнать его наяву.

Мне все еще хотелось верить, что Массимо выбрал именно этот дом престарелых из благих побуждений. Мои опасения по поводу затрат он развеял с ходу: «Для своей матери я нашел бы лучший уход. Твой папа для меня ничем не хуже, и мы, к счастью, можем себе это позволить». На тот момент я была до смерти благодарна, когда муж настоял на лучших неврологах и лучшем интернате: «Это, правда, далековато, но ты же не хочешь, чтобы отец прозябал в какой-нибудь государственной помойке, где он будет весь день сидеть в мокрых памперсах перед телевизором».