Посмертие

Хамза быстро выучился говорить и немного читать по-немецки, его успехи радовали офицера. Тот хвастался достижениями своего денщика перед сослуживцами в столовой, особенно за ужином и после ужина, когда офицеры пили пиво и шнапс. Как-то раз предложил им поговорить с Хамзой, испытать его. Военный врач благодушно улыбнулся, оглядел его с головы до пят, точно отыскивал на его теле доказательства владения немецким. Два других офицера из его корпуса охотнее вступили в игру, затеянную старшим по званию, и принялись задавать простые доброжелательные вопросы из тех, что взрослые адресуют детям. Wie alt sind Sie? Остальные смеялись, отпускали замечания, которых Хамза не понимал, и это веселило их еще больше. Фельдфебеля Вальтера новая забава офицеров не радовала: он презрительно фыркнул и прошептал Хамзе злобным насмешливым тоном фразу, которую тот не понял, но, судя по тону, каким были произнесены слова, в ней содержалось что-то унизительное и непристойное. Юлиус во время этих упражнений высокомерно улыбался, а потом объяснил Хамзе, что офицеры выставили его на посмешище. При первой же возможности Хамза ушел, чтобы долее не терпеть их снисходительное обращение и пока они окончательно не разошлись от выпитого.

— Не обращай внимания на фельдфебеля, — сказал ему Юлиус. — Он простолюдин, ему не место в одном здании с благородными офицерами. Ему лишь бы накуриться банги[45] и приставать к деревенским женщинам. Всю комнату продымил.

Иногда попойки затягивались допоздна — если кто-то из офицеров назавтра отправлялся усмирять очередную деревню или вождя или на длительные полевые маневры. Тогда разговоры и смех разносились по всей боме, наутро у обер-лейтенанта раскалывалась голова, он прижимал растопыренные пальцы к вискам и жмурился от боли. Он всегда так мучился после ночных посиделок.

Однажды днем Хамза принес офицеру кофе и, как требовал командир, поприветствовал его по-немецки, но обер-лейтенант увлекся чтением и не ответил. Бумага, которую он держал в руке, походила на официальную: Хамза разглядел вверху государственную эмблему. Наконец офицер заметил Хамзу, махнул, чтобы тот вышел, и не позвал его для обычного получасового занятия немецким. Когда Хамза вернулся за чашкой, офицер сидел, откинувшись на стуле, и задумчиво смотрел в пустоту. Хамза подождал, не последует ли распоряжений. Однако распоряжений не последовало, и он направился за подносом. Но загляделся на офицера, нечаянно натолкнулся на стол, и посуда на подносе задребезжала. Офицер обернулся, бросил на него гневный взгляд.

— Убирайся, — сказал он.

В столовой тем вечером чувствовалось напряжение — должно быть, из-за того, что офицер прочел днем. Наверное, получил новые указания. Офицеры что-то оживленно обсуждали, порой мрачнели и вообще говорили чересчур быстро, Хамза за ними не поспевал. Вряд ли они так тараторили для того лишь, чтобы досадить им с Юлиусом. Казалось, они вовсе не замечают слуг, но в какой-то момент офицеры переглянулись и, видимо, решили не рисковать. Командир кивнул фельдфебелю, и тот велел Хамзе с Юлиусом выйти из столовой. Хамза услышал много слов, смысл которых полностью понял лишь позже, но одно уже знал. Krieg. Вита. Война.

Они с Юлиусом вернулись к себе, и Хамза спросил:

— С кем мы будем воевать?

— Сам как думаешь? Или ты не слышал, как они сказали: война будет большая? Я-то полагал, ты отлично говоришь по-немецки. — Юлиус бросил на Хамзу пренебрежительный хмурый взгляд. — Может, с бельгийцами, может, с португальцами, но британцы этого не допустят: значит, со всеми. Мы будем воевать со всеми ними. Если бы речь шла о вачагга или вахадиму, немцы не говорили бы, что война будет большая.

Наутро Хамза принес офицеру кофе, и тот сказал с привычной сардонической улыбкой:

— Сегодня ты на занятия не пойдешь. Ты вчера пропустил урок. Как только закончишь дела, жду тебя в кабинете. Нельзя допустить, чтобы депеша высшего командования помешала тебе учиться.

* * *

Со временем их уклад поменялся. Офицер требовал, чтобы Хамза чаще и дольше дежурил поблизости. Раньше он учил слугу говорить и читать по-немецки забавы ради, теперь же эта затея захватила его всерьез. Пропустив стаканчик-другой, он даже бросил вызов товарищам и заключил с ними пари, что еще до сезона дождей научит их юного Schüler читать Шиллера. Какого именно сезона дождей, смеялись прочие офицеры. Может, через десять лет.