Посмертная месть

– Новосибирские нахалы пытались обдирать наших шахтеров, продающих уголь на территории их области. «Крышу» углекопам обеспечивают парни Копченого, которые раньше сами добывали уголек и знают, почем кусок антрацита. Пришлось им ехать на «стрелку» к вымогателям. Встречу провели в крутой запарке, но вернулись без потерь. С той поры дополнительные поборы с наших продавцов угля прекратились.

– Не те ли «нахалы» наехали на наших «челноков»?

– Допускаю такой поворот. Хапнули с чужих людей полный матрасник добра и ищи-свищи ветра в поле.

– Аскольд Денисович, а что если глубже поискать чужих среди своих? – внезапно спросил Таран.

Пузырев медленно повернул к нему холеное, чисто выбритое лицо. Усмехнувшись, ответил вроде бы с досадой:

– Не прими за обиду, Анатолий Викторович, но мои ребята контролируют ситуацию в городе покруче, чем твои оперативники. Коли они с зубовным скрежетом разводят руками, значит, тут нечего ловить.

– Не слишком ли ты самоуверен?

– Отнюдь нет. Появление жлобов, сделавших заявку на лидерство, щекочет меня сильнее, чем шестидесятилетний юбилей. Оттого и прервал игру в камешки, чтобы потолковать с тобой.

– Тогда давай подумаем о клиентах казино «Золотой петушок», – предложил Таран.

– Об игорном доме мною уже думано.

– И что же?..

– Кроме того, что у Джона Корягина угнали подержанную «ауди», ничего.

– Разве Джон ездил на подержанной машине?

– Машины для негра – не главное. Секс-балдежник до безумия обожает длинноногих кобылиц. Вот младший брат его Вадим обходится одной блондинкой и имеет новейший джип «Лэнд Краузер», стоимость которого зашкаливает за полсотню тысяч долларов.

– Хорошо знаешь эту компанию?

– Еще бы!.. – Пузырев вдруг утробно хохотнул. – С хозяйкой шулерского притона мы друзья по первому в жизни несчастью. Как вспомню юность золотую, так смех до слез одолевает.

– Давно знаком с Моревой?

– С молодых юных лет, когда нынешняя Алевтина Тарасовна была еще Алькой Корягиной. На шахте вместе работали. Она – нормировщицей, я – горнорабочим в забое. Заядло участвовали в шахтерской самодеятельности. Алька пела и плясала, я лихо отстукивал чечетку да танец «Эх, яблочко – на тарелочке, два матроса подрались из-за девочки». За активную комсомольскую работу в пятьдесят седьмом году нас отправили на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москву. Закружившись в праздничном вихре, мы с Алькой ускользнули из-под опеки комсомольского вожака и закорефанили с зарубежными спортсменами. На Альку положил глаз чемпион по прыжкам с шестом какой-то сверхслаборазвитой африканской страны – длинный, как фитиль, негр. Парень оказался компанейским и с толстым кошельком валюты. Тут же свел меня со своей землячкой – чемпионкой по спортивной гимнастике. По-русски он знал только «Мир-дружба!», но на ломаном английском «Увыпьем уводки» понимал. Негритяночка владела нашим языком лучше. В ее лексиконе кроме «мира-дружбы» было еще «давай, давай», «капнем» и «карашо». На трезвую голову рядом с ней я чувствовал себя неловко. Казалось, вроде с обезьянкой сижу. Когда же в гостиничном ресторане изрядно «капнули» и уединились в одноместном номере, чемпионка увлекла меня такой страстной и затейливой гимнастикой, что спортивные игры в постели у нас с ней получились очень даже «карашо». Алька тоже словила кайф по высшему разряду. Вышла она от негра с помятой девичьей красой, будто героиня русской народной песни про нашумевший камыш, где «одна возлюбленная пара всю ночь гуляла до утра»… – Пузырев опять хохотнул. – Расплата за удовольствие наступила, как только вернулись в Кузнецк. За связь с иностранцами и моральное разложение нас с Корягиной выгнали из комсомола. Вдобавок Алька забеременела от негра. Мне воспроизводство на свет негритенка, разумеется, не угрожало. Для мужика, как говорится, было бы дело сделано, а там хоть черт родись. Но меня другая подлянка подкараулила. От африканской гимнасточки гонорею подцепил. Пришлось начатую в гостиничном ресторане интернациональную дружбу завершать в кузнецком триппер-баре, то бишь в кожно-венерологическом диспансере. Между прочим, отчество Алькиному негритенку подсказал я. Мол, пусть будет парень хотя бы наполовину русским. Алька согласилась. Таким образом и получился Джон Иванович Корягин – нынешний крупье в «Золотом петушке».

– Романтическая история, – улыбнувшись, сказал Таран.

– Дети сталинской неволи мы даже для мизерной хрущевской свободы оказались слабы, – Пузырев усмехнулся и продолжил: – После фестиваля наши с Алькой дороги разбежались. Она, прижав хвост, осталась нормировщицей на шахте. Меня же за то, что при исключении из комсомола обложил комсорга, мягко говоря, ненормативной лексикой, выперли и с работы. История не знает сослагательного наклонения, и умные люди отказываются рассуждать на тему: «Что было бы, если»… В жизни все получается так, как получается…

Заметив, что Пузырев прочно усаживается на любимого конька, Таран, воспользовавшись паузой, сказал:

– Аскольд Денисович, давай вернемся к клиентам «Золотого петушка».