Порошин с тоской поглядел на застывший на столе новейший маголокатор, на раскиданные по полу амулеты из потемневшего серебра, на плавающие в воздухе полупрозрачные клочья алхимического тумана, на Машу, так и сидевшую на коленях возле него - и во внезапном порыве нежности обнял посмертницу. И она не отстранилась - только замерла на миг, будто каменная, а потом вздохнула да и обняла его в ответ. И теперь она была вовсе не каменная, а хрупкая и тёплая, пахнущая немного потом, пылью и чем-то пряным от своих свечек. Порошин подумал, что, наверно, так пахнут очень уставшие цветы.
Так они и сидели один бесконечный миг.
-Господи, я больше уже не могу...
-Ничего... Ещё немного - отобьёмся, и можно будет передохнуть. На небо посмотреть. Полярную звезду поискать - помнишь, ты рассказывала?..
Он совсем успел забыть про этот короткий разговор на кладбище, бывший пол-жизни назад, а теперь внезапно вспомнил.
-Верно... Если нас раскидает - ищи её по вечерам на севере. Я тоже буду, если не убьют. Будем вспоминать друг о друге.
-Не убьют, - убеждённо сказал Порошин. - Пока мы смотрим на Полярную звезду - не убьют.
Она тихо засмеялась - и он почувствовал, как напряжение отпускает её.
-Ну что... пора бежать, Ваня!
Они разняли руки - и ещё мгновение Порошин пристально всматривался в Машино лицо, старался запомнить каждую чёрточку, каждую родинку. Как будто заранее знал, что так надо сделать...
Ту холодную и дождливую майскую ночь Порошин провёл без сна, в глубокой балке, где укрылись от ураганного огня остатки стрелковых и кавалерийских частей. Прошло трое суток с тех пор, как он потерял штаб дивизии. Немцы ударили внезапно, и части, не готовые к обороне, растерявшиеся, стали в беспорядке отступать. Совсем как в сорок первом... Маги нужны были везде и сразу, и Порошин с Машей как-то сразу оказались на разных участках обороны, а потом отступали с разными отрядами, и так и потерялись. Порошин мог только неистово надеяться, что посмертница жива - но к исходу третьей ночи у него не осталось на это ни времени, ни сил. Противник запер отступавших на крошечном пятачке между своими позициями и рекой. К этому времени в котле уже смешалось всё: части, тылы, танки, люди, лошади, обозы... Немцы утюжили пятачок артиллерийским огнём и авианалётами, непрерывно обстреливали передовые позиции, и в таких условиях идти на прорыв было равносильно самоубийству. Не идти, впрочем, тоже.
Порошин окончательно вымотался от бесконечных обстрелов, работы, напряжения, а больше всего - от запаха крови и смерти, который сводил с ума. Он готов был упасть и умереть - только потому, что не осталось сил двигаться.
В ту ночь он ассистировал врачу в импровизированном полевом госпитале, развёрнутом в балке. Так получилось, что Порошин оказался здесь единственным магом. Раненых было очень много - а мёртвых ещё больше. Врач, пожилой мужчина с иссечённым шрамами лицом, молоденькая, смертельно уставшая медсестра и отупевший от работы маг - вот и весь госпиталь. Они делали, что могли, стараясь не думать о том, что принесёт завтрашний день.
- Товарищ маг-лейтенант! - Из дождливой тьмы под навес шагнул боец с перевязанной головой, на вид - совсем мальчишка. - Вас вызывает товарищ подполковник! Немедленно!
Порошин не торопясь завершил заклятие, ставя точку одновременно с последним взмахом хирургической иглы. Перевёл дух. Пригодилась ему жёсткая школа боёв сорок первого, когда одной рукой раненого держишь, другой наступающих фрицев из автомата обстреливаешь, а третьей магоборону ставишь - а ещё сжившийся с ним за это время 'гость'. После того, как жизнь и смерть чародея Микифора прошли перед Порошиным, дух напоминал о себе только вспышками боли во лбу да многократно возросшей чувствительностью к магии. Совсем как тогда, в разведке - только ещё больше и полнее. Порошин теперь не только чуял магию - ему казалось, что она течёт сквозь тело огненным потоком, выжигая его изнутри, и казалось - ещё немного, и он сам обернётся магическим конструктом, сложным заклятием, как несчастный Микифор. Порошин слышал про такое состояние - маги называли его запалом. Ничем хорошим запал кончится, естественно, не мог - но Порошина это сейчас не волновало. Его сейчас не волновало вообще ничего, кроме очередного стонущего человека на окровавленном столе.
- Идите, - буркнул врач, обрезая нить. - Какое-то время справимся без вас. Потом возвращайтесь, тяжёлых много ещё.
Пехотный подполковник Нестеренко сидел под таким же навесом, под каким располагался в другом конце балки госпиталь. Керосиновая лампа тускло освещала карты, разложенные на наспех сколоченном столе и придавленные от ветра камушками. Костров не разводили, опасаясь обстрела.
Нестеренко оказался самым старшим по званию среди тех, кто нашёл укрытие в балке. Он сразу принял командование, навёл во временном лагере порядок, распределил работу и отдых, и уже одним этим внушил измотанным, испуганным людям надежду на завтрашний день.
- Товарищ подполковник...