— Конечно, грабит, — отвечал старик. — Всего досаднее то, что ему удалось вскружить головы многим молодым девчонкам, которые просто без ума от него. Толкует он им всякий вздор, где сам дьявол ничего не поймет, а они сидят, развесив уши, как будто бы он первый мудрец на свете.
— Как это жаль! — воскликнул Самуэль.
— Еще бы! Он их обманывает кругом, и они этого совсем не замечают. Почти каждый день он пускается на новые проделки, за которые бы просто стоило его повесить за ноги на первой виселице.
Кончив эту сентенцию, старик Уэллер допил свой стакан и поспешил налить другой. В эту минуту раздался по коридору пронзительный женский голос.
— Слышишь, как рычит твоя мачеха, Сэмми, — сказал мистер Уэллер.
И вслед за этими словами миссис Уэллер вошла в комнату.
— Ты уж воротился? — сказала миссис Уэллер.
— Воротился, моя милая, — отвечал мистер Уэллер.
— Что? Еще не приходил мистер Стиджинс? А уж пора бы и ужинать.
— Нет еще, моя милая, и, сказать тебе всю правду, я бы не умер от тоски, если бы он вовсе позабыл дорогу к нашим воротам.
— Урод! — воскликнула миссис Уэллер.
— Спасибо на добром слове, душечка, — отвечал мистер Уэллер.
— Полно, старик, — сказал Самуэль. — Вот опять идет преподобный джентльмен.
При этом докладе миссис Уэллер поспешила отереть слезы, навернувшиеся на ее глазах. Старик угрюмо насупил брови и закурил трубку. Дорогой гость вошел, поклонился и с большим комфортом занял свое место.
Покорный убеждениям хозяйки, мистер Стиджинс выпил с дороги стаканчик ананасового пунша, потом другой и потом третий, который должен был предшествовать легкому ужину, приготовленному для него.
За ужином по большей части поддерживали беседу миссис Уэллер и достопочтеннейший мистер Стиджинс. Они рассуждали преимущественно о добродетельных овечках, принадлежавших к их стаду, и при всяком удобном случае подвергали грозной анафеме нечестивых козлищ, совратившихся с истинного пути. По многим несомненным признакам оказывалось, что самым гадким козлом был не кто другой, как неисправимый супруг миссис Уэллер.
Наконец, мистер Стиджинс, упитанный и упоенный, взял свою шляпу и, пожелав своей овечке спокойной ночи, вышел из дверей. Вслед за тем заботливый родитель отвел в спальню своего возлюбленного сына и оставил его одного.
Довольный событиями этого вечера, Самуэль скоро погрузился в сладкий сон; но это не помешало ему встать на другой день с первыми лучами восходящего солнца. Закусив на скорую руку, он немедленно собрался в обратный путь и уже переступил за порог гостеприимного дома, как вдруг отец остановил его.
– Едешь, Сэмми? — сказал он.
– Еду. А что?
— Если бы ты угораздился завернуть как-нибудь и взять с собой этого урода…
— Какого?
— Стиджинса.
— Зачем ты позволяешь ему показывать свой красный нос под кровлей «Маркиза Гренби»?
— Да разве я могу не позволить?
— Разумеется, можешь.
— Нет, Сэмми, не могу, — отвечал старик, покачивая головой.
— Почему же?
Мистер Уэллер старший устремил на своего сына глубокомысленный взор и проговорил тоном отчаянно-грустным:
— Ты еще глуп, друг мой Сэмми. Женись, тогда и узнаешь всю мудрость; но боже тебя сохрани жениться.
— Ну, так прощай, — ответил Самуэль.
— Погоди еще немножко.
— Если бы я был владельцем «Маркиза Гренби» и если бы этот негодяй повадился есть пироги за моим буфетом, я…
— Что бы ты сделал?
— Отправил бы его к черту на кулички.
Мистер Уэллер старший покачал головой и бросил невыразимо грустный взгляд на своего сына. Затем, пожав ему руку, он медленно отошел от ворот и предался размышлениям, обсуждая совет, данный ему любезным сыном.
Самуэль спокойно дошел до большой дороги и еще спокойнее сел в дилижанс, отправлявшийся в Лондон. Он думал о своей мачехе, о своем отце и о вероятных последствиях своего совета, если только старик послушается его на этот раз. Мало-помалу, однако ж, он выбросил все эти мысли из своей головы и, махнув рукой, сказал самому себе:
— Пусть будет, что будет.
A будет именно то, о чем в свое время и в подобающем месте мы намерены известить наших читателей в следующих главах этих достоверных записок.
Глава XXVIII. Английские святки и свадьба на Дингли-Делле с описанием разнообразных, весьма назидательных увеселений, которые, к несчастью, почти вывелись из употребления в наше время