Посмертные записки Пикквикского клуба

В этом счастливом захолустьи приютились с незапамятных времен праздношатающиеся переплетчики и букинисты, дюжины две прачек, два-три тюремных агента по части неоплатных должников, небольшое количество домовладельцев, занятых работами на доках, пять-шесть модисток и столько же художников по части портняжного искусства. Большинство жителей промышляет преимущественно отдачей меблированных покойчиков внаймы или посвящает свою деятельность здоровому и сердцекрепительному занятию мытья и катанья многосложных принадлежностей мужского и женского туалета. Главнейшие черты оседлой жизни в этой улице с ее внешней стороны: зеленые ставни, билетики о сдаче комнат на окнах, медные дощечки на дверях и ручки колокольчиков на косяках; главнейшие виды животного царства: трактирный мальчик, юноша с горячими пирогами и бородатый муж с лукошком картофеля на своих могучих плечах. Народонаселение ведет кочевую жизнь и по большей части исчезает по ночам в конце каждой четверти года¹³. Казенные доходы собираются очень редко в этой уединенной долине, поземельная пошлина сомнительна, и водяное сообщение весьма часто прерывается.

Мистер Боб Сойер и неизменный друг его Бен Аллен сидели задумавшись перед камином в скромной квартире первого этажа. Был вечер, и они ожидали мистера Пикквика с его друзьями. Приготовления к принятию гостей были, по-видимому, окончены. Зонтики из коридора были взяты и поставлены в темный уголок за дверью гостиной, шаль и шляпка хозяйской служанки не украшали более лестничных перил; на половике перед наружной дверью были одни только калоши, забрызганные грязью. В коридоре на окне весело горела сальная свеча, озаряющая мрачный путь в квартиру студента медицины. Мистер Боб Сойер самолично путешествовал за крепкими напитками в погреб иностранных вин и воротился домой, сопутствуемый мальчиком, который, чтоб не ошибиться домом, шел по его следам с корзинкой бутылок. Горячий пунш, приготовленный в спальне, уже давно шипел в объемистом сосуде из красной меди; маленький столик для карточной игры, покрытый зеленым сукном, был поставлен в гостиной на приличном месте. Рюмки и стаканы, взятые на этот случай из ближайшего трактира и у хозяйки, были аккуратно расставлены на подносе, который пока что скрывался за дверью на площадке.

Но несмотря на эти в высшей степени удовлетворительные признаки домашнего комфорта, лоб мистера Боба Сойера, сидевшего перед камином, был омрачен каким-то зловещим облаком думы, гнетущей его мозг. Выражение дружеской симпатии проглядывало также весьма резко в чертах мистера Бена Аллена, когда он пристально смотрел на уголья в камине.

После продолжительного молчания, мистер Аллень открыл беседу таким образом:

— Ну да, это нехорошо, что она заартачилась как нарочно на этот случай. Что бы ей не подождать до завтрашнего утра?

— Поди вот, толкуй с нею, — отвечал мистер Боб Сойер: — если она разбушуется, сам черт ее не уломает. Презлокачественная натура!

— Ты бы ее как-нибудь подмаслил.

— Подмаслил, да что в этом толку? Она говорит, что если я сзываю гостей и намерен задавать балы, так мне, дескать, ничего бы не стоило уплатить ей «этот маленький счетец».

— Неужто она не понимает, что балы можно благоразумному джентльмену давать экономически, особыми средствами, не истратив ни гроша?

— Я говорил ей то же самое, да она решительно ничего не хочет слушать: заладила одно и тоже!

— A сколько ты ей должен?

— Безделицу! Всего только за квартал с небольшим, — отвечал мистер Боб Сойер, махнув с отчаяния обеими руками.

Бен Аллен кашлянул совершенно безнадежным образом и устремил пытливый взгляд на железные прутья каминной решетки.

— Неприятная история! — сказал наконец Бен Аллен. — Что, если ей вздумается при гостях снять дверь или выставить рамы? На что это будет похоже?

— Ужасно, ужасно! — проговорил Боб Сойер.

Послышался легкий стук в наружную дверь.

Мистер Боб Сойер выразительно взглянул на своего друга, и вслед за тем в комнату просунула свою голову чумазая девочка в грязных стоптанных башмаках и черных бумажных чулках. Можно было подумать, что это — заброшенная дочь какого-нибудь престарелого поденщика, который всю свою жизнь сметал пыль с тротуаров и чистил сапоги прохожим.

— Прошу извинить, мистер Сойер, — сказала девочка, делая книксен. — Миссис Раддль желает с вами переговорить.

Прежде чем мистер Боб Сойер произнес свой ответ, девочка вдруг исчезла с такой быстротой, как будто кто-нибудь влепил ей сзади сильный толчок, и едва только окончился этот мистический выход, послышался опять другой стук в дверь, сильный стук, красноречиво выражавший сентенцию следующего рода: «Здесь я! И я войду!»

Еще раз мистер Боб Сойер бросил беспокойный взгляд на своего друга и проговорил нерешительным тоном:

— Войдите!

Но позволение войти было, казалось, совершенно лишним. Лишь только мистер Боб Сойер произнес это слово, в комнату вломилась малорослая особа женского пола, с ухарскими ухватками и бледная от злости. Явление ее предвещало неминуемую бурю.