Посмертные записки Пикквикского клуба

— Ну да, разумеется, ко мне, — сказала миссис Раддл, отступая постепенно к дверям и возвысив свой голос до самой верхней ноты, чтобы доставить живейшее удовольствие своему супругу, укрывавшемуся на кухне. — Разумеется, разумеется, и всему свету известно, что всякий шарамыжник может безнаказанно обижать меня в моем собственном доме, потому что муженек мой лежит себе, как байбак, не обращая никакого внимания на свою жену, как будто я у него то же, что собака на улице. Нет в нем ни чести, ни стыда (миссис Раддль зарыдала), ему и горя мало, что два головореза вздумали буянить в его собственной квартире… злословить его жену… срамить… позорить… какая ему нужда? Он спит себе, негодный трус… боится глаза показать… трус… трус…

Здесь миссис Раддль приостановилась, желая, по-видимому, удостовериться, пробудился ли ее горемычный супруг; но видя, что попытки ее не произвели желанного эффекта, она медленно начала спускаться с лестницы, заливаясь горючими слезами. В эту минуту вдруг раздался громкий двойной стук в уличную дверь. Раддль застонала и зарыдала во весь голос, заглушая всякий шорох и движение на всем этом пространстве. Когда, наконец, стук, усиливаясь постепенно, повторился до десяти раз, она быстро прошмыгнула в свою комнату и неистово захлопнула дверь.

— Не здесь ли живет мистер Сойер? — спросил мистер Пикквик, когда калитка отворилась.

— Здесь, — отвечала девушка, — в первом этаже. Взойдя на лестницу, поверните направо — тут и есть.

Сделав это наставление, девушка, принадлежавшая, вероятно, к аборигенам этого захолустья, побежала на кухню со свечой в руках, совершенно довольная тем, что выполнила аккуратно все, что могли от нее требовать в подобном случае неизвестные пришельцы.

Мистер Снодграс, которому досталось войти последним, принял на себя обязанность запереть калитку железным засовом, что задержало его на несколько минут, так как засов не сразу подчинился усилиям его неопытной руки. Затем почтенные друзья ощупью поплелись наверх, где их принял весьма радушно и учтиво мистер Боб Сойер, который, однако ж, побоялся сойти вниз из опасения наткнуться на неугомонную миссис Раддль.

— Здравствуйте, господа! — сказал горемычный студент. — Очень рад вас видеть. Поостерегитесь: тут стаканы.

Предостережение относилось к мистеру Пикквику, который собирался положить свою шляпу на поднос.

— Ах, что я делаю! — сказал мистер Пикквик. — Прошу извинить.

— Ничего, ничего, — сказал Боб Сойер. — Квартира, как видите, не совсем обширна; но вы этого должны были ожидать, когда собирались навестить молодого холостяка. Прошу покорно. С этим джентльменом вы уж, кажется, знакомы, если не ошибаюсь?

Мистер Пикквик пожал руку Бенжамену Аллену, и этому примеру немедленно последовали его друзья. Лишь только они заняли свои места, послышался опять двойной стук.

— Это, я думаю, Джек Гопкинс, — сказал мистер Боб Сойер. — Тсс! Так и есть. Ну, Джек, пошевеливайся скорее.

По лестнице раздались тяжелые шаги, и через минуту в комнату вошел Джек Гопкинс. На нем был черный бархатный жилет с блестящими медными пуговицами и пестрая рубашка с белыми фальшивыми воротничками.

— Отчего так поздно, Джек? — спросил мистер Бенжамен Аллен.

— Задержали в клинике, — отвечал Гопкинс.

— Что нового?

— Ничего особенного. Два-три кадавера и один переломанный субъект.

— Что? — спросил мистер Пикквик.

— Переломанный субъект. Кто-то, видите ли, упал из окна четвертого этажа, его подняли и привезли к нам в клинику. Случай весьма счастливый, и мы очень рады.

— Вы хотите сказать, что пациент у вас выздоровеет? — спросил мистер Пикквик.

— Нет, — отвечал Гопкинс беспечным тоном. — Нет, он умрет непременно, но завтра поутру у нас будет блистательная операция. Можно залюбоваться, когда делает операцию Слешер. Спектакль великолепный!

— Стало быть, мистер Слешер — хороший хирург? — сказал мистер Пикквик.

— Знаменитость! — отвечал Гопкинс. — Недавно он сделал ампутацию мальчику — нужно было отрезать ногу повыше колена. Что ж вы думаете? Мальчик в продолжение операции скушал пять яблоков и тминную коврижку. Потом уже, когда все было кончено, он спросил преспокойно, долго ли будут играть с его ногой? — А нога уж закупорена была в банку.

— Ах, боже мой! — воскликнул мистер Пикквик в величайшем изумлении.

— Э, полноте! Да это у нас нипочем, — возразил Джек Гопкинс. — Не правда ли, Боб?

— Трын-трава, — подтвердил мистер Боб Сойер.

— Кстати, Боб, — сказал Гопкинс, бросая едва заметный взгляд на внимательное лицо мистера Пикквика, — вчера вечером у нас был прелюбопытный случай. В клинику привезли ребенка, который проглотил ожерелье.

— Проглотил что, сэр? — прервал мистер Пикквик.

— Ожерелье, — повторил Джек Гопкинс, — но, разумеется, не сразу — это было бы слишком много и для вас, не только для ребенка. Не так ли, мистер Пикквик? Ха, ха, ха!

Мистер Гопкинс был, очевидно, в веселом расположении духа. Получив от ученого мужа утвердительный ответ и еще раз позабавившись над своей остротой, он продолжал: