— Прошу вас, выслушайте меня, милостивые государи, — хладнокровно и без гнева начал мистер Пикквик, когда Бен Аллен растянулся, наконец, в креслах, в которых он обыкновенно пускал кровь своим пациентам. — Помощь моя молодым людям ограничивалась только тем, что я один раз позволил себе быть свидетелем назначенного свидания между ними, и это я считал со своей стороны неизбежно необходимым, так как, в противном случае, репутация молодой девушки подвергалась некоторой опасности, между тем как присутствие старого джентльмена отстраняло всякие оскорбительные подозрения. Больше я не принимал никакого участия в этом деле, и мне тогда в голову не приходило, что молодые люди могут быть так скоро соединены неразрывными узами брака. При всем том прошу заметить, милостивые государи, — заключил мистер Пикквик с особенной энергией: — я бы не противопоставил ни малейших препятствий этому браку, если бы знал о нем заранее.
— Слышите вы это? — сказал мистер Бенжамен Аллен, озирая всю компанию.
— Надеюсь, все это слышат, — заметил мистер Пикквик кротким тоном, — и все поймут, сэр, что, в качестве единственного родственника своей сестры, вы не имели ни малейшего права делать насилие нежному чувству, принуждая ее вступить в брак без всякого влечения и склонности сердечной. Это было слишком неделикатно и жестоко с вашей стороны. Что ж касается моего молодого друга, супруга сестры вашей, сэр, он стоит с вами на одной ступени, если не выше, в лестнице общественных отношений, и если вы не будете в моих глазах оказывать ему приличное уважение, я готов заранее отказаться от всяких дальнейших объяснений по этому предмету.
— Ко всему этому, почтенные господа, позволю себе и я прибавить малую толику, — сказал мистер Уэллер, выступая вперед. — Прибавление мое состоит вот в чем: один из вас назвал меня плутом. За что, позвольте спросить? Разве я похож на плута?
— Ах, Самуэль, это не имеет никакой связи с нашим делом, — перебил мистер Пикквик, — прикусите свой язык.
— Да уж я об этом не хлопочу, сэр, — отвечал Самуэль, — только есть тут своя особая история. Этот джентльмен, может статься, забрал себе в голову, что тут была еще прежде сердечная зазноба, а я вот могу доложить всем вам, господа, что ничего тут не было в этом роде, потому что молодая леди сказала с самого начала, что она терпеть его не может. Никто, стало быть, не перебивал ему дороги, и конец был бы всегда один и тот же, если бы даже молодая леди никогда не видала мистера Винкеля. Вот все, что я желал заметить, почтенные господа, и я надеюсь, что слова мои облегчили душу этого джентльмена.
Последовала кратковременная пауза за этими утешительными замечаниями. Наконец, мистер Бен Аллен поднялся со своего места и торжественно объявил, что он никогда больше не увидит лица своей сестры, и вслед за тем мистер Боб Сойер, наперекор лестному уверению Самуэля, произнес страшную клятву мщения против соперника, перебившего ему дорогу.
Но когда это дело приняло таким образом характер грозный и жестокий, мистер Пикквик нашел внезапно сильную союзницу в старой леди, которая, казалось, была сильно поражена и растрогана доказательствами ученого мужа, представленными в защиту молодой четы. Твердым шагом старушка подошла к мистеру Бенжамену Аллену и красноречиво изложила перед ним некоторые соображения и размышления примирительного свойства. Оказалось, по ее словам, что человек иной раз сам не знает, где упадет, где встанет, где найдет, где потеряет, и что, стало быть, чем меньше толковать об этом, тем лучше. К тому же, что сделано, того не переделаешь, и что прошло, того уж не воротит никакая человеческая сила. Притом, надо сказать правду, беда еще далеко не так велика, как можно было ожидать, и, следовательно, в строгом смысле, нет здесь никаких веских поводов тужить и горевать, кручиниться, беситься или выходить из себя. На все это мистер Бенжамен Аллен отвечал, что, не думая нисколько обижать своей тетушки, или оскорблять кого бы то ни было, он, однако ж, позволяет себе здесь, как и в других случаях, иметь собственные свои мнения и расчеты. Основываясь, в настоящем случае, на этих расчетах, он твердо убежден, что будет иметь удовольствие ненавидеть свою сестру вплоть до гробовой доски.
Наконец, когда эта свирепая решимость повторена была около полсотни раз, старая леди внезапно вскочила с места и, величественно вздергивая свой почтенный нос, пожелала осведомиться и узнать, по какому это поводу и за что про что потерял к ней всякое уважение ее собственный племянник, которого она отлично помнила еще до его рождения, лет двадцать пять назад, которого потом, еще глупым ребенком, держала на коленях, нянчила на руках, кормила арроурутом, и проч., и проч.?