Посмертные записки Пикквикского клуба

Вечер вышел превосходный. Мистер Перкер острил, любезничал, подшучивал и веселился на славу, рассказывал без умолку многие интересные анекдоты и пропел одну комическую песню. Арабелла была очаровательна, мистер Уардль забавен как нельзя больше, мистер Пикквик пленителен до неимоверной степени, влюбленные молчали, мистер Винкель ораторствовал, Бен Аллен ревел во все горло, и все были счастливы.

Глава LIV. Мистер Соломон Пелль, при содействии почтенных представителей кучерского искусства, устраивает дела мистера Уэллера старшего

— Сэмми! — сказал мистер Уэллер старший, приступив к своему сыну на другое утро после похорон. — Я нашел его, Сэмми. Я так-таки и думал, что оно там.

— О чем думал, что оно где? — спросил Самуэль.

— Я говорю, Сэмми, о завещании твоей мачехи, — отвечал мистер Уэллер, — по силе которого мы должны распорядиться так, чтобы все, знаешь, для верности и приращения было припрятано в банк, как я тебе говорил.

— A разве она не сказала, где найти эту бумагу? — спросил Самуэль.

— И не заикнулась, друг мой, в том-то и штука! — отвечал мистер Уэллер. — Мы все толковали, знаешь, об этих домашних дрязгах, и я старался развеселить ее, как мог, так что мне не пришло и в голову расспросить ее насчет этого документа. Оно, и то сказать, едва ли бы я стал делать эти расспросы, если бы даже вспомнил о них, — прибавил мистер Уэллер, — неловко, друг мой Сэмми, хлопотать о собственности человека, когда видишь, что ему надобно отправиться на тот свет. Если бы, примером сказать, какой-нибудь пассажир шарахнулся на мостовую с империала дилижанса: неужели у тебя достало бы совести запустить руку в его карман и расспрашивать в то же время, как он себя чувствует?

Озадачив своего сына этим аллегорическим вопросом, мистер Уэллер развязал бумажник и вынул оттуда грязный лист, исчерченный разнообразными каракулями в замечательном беспорядке.

— Вот он, Сэмми, этот документ, друг мой, — сказал мистер Уэллер, — я нашел его в маленькой черной чайнице на верхней полке, за стойкой, у буфета. Туда она, еще до замужества, обыкновенно прятала свои банковые билеты, Сэмми, и я подмечал несколько раз, как она вынимала их для надобностей по хозяйству. Бедняжка! Будь у нее все чайники наполнены одними только завещаниями, в доме не вышло бы никакого расстройства, потому что в последнее время она совсем перестала пить.

— О чем же говорится в этом документе? — спросил Самуэль.

— Да все о том же, о чем уж я толковал тебе, Сэмми. «Двести фунтов стерлингов оставляю моему возлюбленному пасынку Самуэлю, а всю прочую собственность, движимую и недвижимую, любезному моему супругу, Тони Уэллеру, которого я назначаю своим единственным душеприказчиком». Вот как!

— И больше ничего?

— Ничего больше. И так как все это дело касается только нас с тобой, друг мой, то эту грамотку, я полагаю, всего лучше зашвырнуть в огонь так, чтобы и след ее простыл.

— Что ты делаешь? — закричал Самуэль, выхватив бумагу из рук отца, который, в простоте душевной, принялся разгребать уголья, чтобы торжественно предать всесожжению завещание своей супруги. — Хороший ты душеприказчик, нечего сказать!

— A что?

— Как что! Ты должен явиться с этой бумагой в суд, старичина, и выполнить все по порядку, что там потребуют от тебя.

— Неужто!

— Я тебе говорю, — отвечал Самуэль, тщательно свернув документ и положив его в карман. — Надевай сейчас же свое лучшее праздничное платье и марш за мной. Времени терять не должно.

— Очень хорошо, Сэмми, времени терять не станем: чем скорее, тем лучше. Только заметь, мой друг; один только Пелль в состоянии нам обделать эту механику — никто, кроме Пелля.

— Мы к нему и пойдем, старичина. Скоро ли ты соберешься?

Мистер Уэллер подошел к маленькому зеркалу, стоявшему на окне, подвязал галстук и затем принялся напяливать на свое тучное тело разнообразные статьи верхнего туалета.

— Погоди минуточку, друг мой Сэмми, — сказал он, — старцы не так легко надевают свои жилетки, как ваша братия, ветреная молодежь. Доживешь до моих лет, сам узнаешь.

— Нет, уж я лучше останусь вовсе без жилета, чем соглашусь напяливать его по-твоему, старик.

— Ты так думаешь теперь, легкомысленная голова, — сказал мистер Уэллер с важностью маститого старца, — но вот если поживешь лет полсотни, да овдовеешь раза два, так авось запоешь другую песню. Дурь-то понемножку испарится из твоей головы, и ты на опыте узнаешь, что вдовство и премудрость идут рука об руку, Сэмми.

Выразив эту непреложную истину, бывшую плодом долговременных наблюдений, мистер Уэллер застегнул жилет от первой пуговицы до последней, надел свой парадный сюртук, почистил шляпу локтем и объявил, наконец, что он совсем готов.