Посмертные записки Пиквикского клуба

Миссис Уэллер тоже не замедлила отдать должное вину. Почтенная леди начала с уверений, что не берет в рот ни капли, потом проглотила каплю, потом каплю побольше, потом неисчислимое множество капель, а поскольку чувства ее были из рода тех субстанций, которые раскисают от алкоголя, она каждую каплю вина, отпитую из стакана, восполняла слезой, пока не ввергла себя в настоящую пучину скорби.

Старший мистер Уэллер наблюдал все эти признаки и симптомы с явным отвращением, а когда после второго кувшина мистер Стиггинс принялся удрученно вздыхать, он стал в раздражении бурчать себе под нос что-то нечленораздельное, явственно повторяя лишь одно слово «кривлянье».

— Я знаю, в чем тут дело, Сэмивел, мой мальчик, — наконец прошептал он на ухо Сэму. — Мне кажется, внутри у твоей мачехи что-то неладно, да и у красноносого тоже.

— А что? — полюбопытствовал Сэм.

— А то, что вот они пьют, и это не дает им никакого питания, все обращается в теплую воду и вытекает у них из глаз. Будь уверен, Сэмми, это изъян во внутренностях.

Мистер Уэллер подтвердил свое просвещенное мнение множеством подмигиваний и кивков, которые миссис Уэллер заметила. Она заключила, что в них содержатся какие-то обидные намеки, относящиеся к ней самой, или к мистеру Стиггинсу, или к ним обоим, и собралась было еще больше раскваситься, как вдруг мистер Стиггинс, хотя и не без труда, поднялся на ноги и начал произносить речь в назидание всей компании вообще и мистеру Сэмюелу в особенности, заклиная его в трогательных выражениях блюсти себя в том вертепе, в который он попал; воздерживаться от лицемерия и гордыни и во всем брать пример с оратора, в каковом случае он может рассчитывать рано или поздно прийти к утешительному заключению, что, подобно оратору, он сделался личностью безупречной и достойной всяческого уважения, тогда как все его знакомые остались отъявленными негодяями и распутниками. В этой мысли, прибавил он, Сэм найдет живейшее удовлетворение.

Во время проповеди миссис Уэллер всхлипывала после каждой фразы; Сэм же, сидя верхом на стуле, смотрел на проповедника взором, исполненным внимания и кротости, и лишь по временам перемигивался со старым джентльменом, который в начале речи был в восторге, но стал засыпать к концу ее.

— Браво! Очень хорошо! — воскликнул Сэм, когда красноносый закончил.

— Надеюсь, это окажет на вас благотворное действие, Сэмюел, — торжественно произнесла миссис Уэллер.

— Надеюсь, окажет, — ответил Сэм.

— Желала бы я, чтобы это благотворно сказалось и на вашем отце.

— Спасибо, дорогая моя, — отозвался мистер Уэллер-старший. — А ты от этого поздоровела, счастье мое?

— Зубоскал!

— Ну-с, миссис Ве, — сказал старший мистер Уэллер, — если чалый еще постоит на извозчичьем дворе, он на обратном пути ни перед чем не остановится и, чего доброго, опрокинет кресло вместе с пастырем у какого-нибудь забора.

Услышав такое предостережение, преподобный мистер Стиггинс в явном испуге подобрал свою шляпу и зонтик и предложил немедленно отправиться в обратный путь, на что миссис Уэллер дала свое согласие. Сэм проводил их до внутренних ворот и почтительно попрощался.

— Сэмми, — прошептал мистер Уэллер, осторожно озираясь, — передай мое почтение своему патрону и скажи ему, что если он чего надумает, пусть даст мне знать. Мы с одним столяром придумали план, как его вызволить. Фортепьяна, Сэмми, фортепьяна! — выдохнул мистер Уэллер, толкнув сына в грудь и отступив шага на два.

— Это как же так?

— Фортепьяна, Сэмивел, — повторил мистер Уэллер с еще более таинственным видом. — Он ее возьмет напрокат, а она не играет.

— Какой же от нее прок? — полюбопытствовал Сэм.

— Пусть пошлет за моим приятелем столяром, чтобы он забрал ее назад, — ответил мистер Уэллер. — Кумекаешь теперь?

— Нет, — сказал Сэм.

— Механизма в ней нет, — шептал отец. — Он там поместится вместе со шляпой и башмаками, а дышать будет через ножки; они — выдолбленные. Надо подготовить переезд в Америку. Американское правительство не выдаст, когда увидит, что у него есть деньги, Сэмми. Пусть патрон остается там, пока не умрет миссис Бардль или пока не повесят мистера Додсона и Фогга (а это, сдается мне, случится еще раньше, Сэмми), а тогда пусть возвращается и пишет книгу об американцах. Она окупит ему все расходы с лишком, если разделает их как следует.

Мистер Уэллер изложил этот план заговора шепотом, но с большой горячностью, а затем, словно боясь ослабить впечатление от своего эффектного сообщения дальнейшими речами, по-кучерски отсалютовал и исчез.

Сэм едва успел вернуть своим чертам ту невозмутимость, которой их умудрился лишить его почтенный родитель, как его окликнул мистер Пиквик.

— Сэм, — сказал он.

— Сэр? — отозвался мистер Уэллер.

— Я хочу вместе с вами прогуляться по тюрьме. А вот, я вижу, идет один наш знакомый, — прибавил мистер Пиквик, улыбаясь.

— Кто, сэр? — спросил мистер Уэллер. — Волосатый джентльмен или чудак в чулках?

— Ни тот, ни другой, — ответил мистер Пиквик. — Это ваш старый друг, Сэм.

— Мой друг, сэр? — воскликнул мистер Уэллер.

— Я уверен, вы его отлично помните. Но тише, Сэм! Вот он.