— Ничего срочного, солнышко, просто хочу знать, чтобы быть готовой. Хлеба куплю, мужиков всех из-под кровати повыгоняю, водочные бутылки выброшу. Следы замету, короче говоря.
— Понял. До пятницы можешь пить-гулять свободно. Потом я приеду и разгоню твоих бесчисленных любовников. Да, кстати, ты к моему приезду ничего не готовь и не покупай. У родителей в среду сорок лет совместной жизни исполнится, они собирают своих друзей, мать планирует какие-то невероятные кулинарные изыски. Все, что останется, как водится, — наше. Так что я в пятницу привезу тебе полную машину мисочек и кастрюлек.
Поговорив с мужем, Настя почувствовала себя намного спокойнее и снова переключилась на убийство Алины Вазнис. При этом ее грызло чувство вины перед своими коллегами: убийство актрисы было далеко не единственным делом, которым занимались сотрудники отдела по борьбе с тяжкими насильственными преступлениями, и у Насти была куча работы и по другим убийствам. Но ее «заклинило» именно на Алине. Это случалось довольно часто: из всего множества убийств Настя вдруг выделяла какое-то одно, из-за которого теряла покой, сон и аппетит. Она, как правило, не могла сказать определенно, почему именно это преступление так ее терзает, что в нем особенного, необычного, опасного. Но она думала о таком убийстве постоянно, оно вытесняло из ее головы все другие мысли. Как раз таким и оказалось убийство Алины Вазнис.
Около семи часов объявился Харитонов.
— Это милиция? — затравленно спросил он. — Мне передали, чтобы я позвонил.
— Меня зовут Анастасия Павловна, — вежливо сказала ему Настя. — Я работаю в уголовном розыске и занимаюсь убийством Алины Вазнис. И у меня к вам появились вопросы, Николай Степанович.
— Мне нужно куда-то приехать? — обреченно отозвался он.
— Да нет, что вы, можно по телефону. Скажите, в чем была одета Вазнис, когда открыла вам дверь в пятницу вечером?
— В чем одета? — явно растерялся Харитонов. — В юбке, кажется, и в блузке. Нет, не в блузке, в майке.
— Поподробнее, пожалуйста, вспомните. Из какой ткани юбка, какого цвета?
— Ну, это… Цветастая такая юбка, длинная, свободная. Кажется, зеленая или пестрая какая-то, но зеленое там точно было.
— А майка?
— Обычная трикотажная белая майка с коротким рукавом, впереди на пуговичках. В первый момент кажется, что это блузка, а потом понимаешь, что майка.
— Хорошо, Николай Степанович. Вот вы позвонили в дверь, Алина вам открыла. Дальше как было?
— Да я же рассказывал уже десять раз! — с досадой сказал Харитонов. — Вы что, не записываете показания?
— Николай Степанович, не нужно раздражаться. Отвечайте, пожалуйста, на мои вопросы.
— Я вошел в прихожую, сразу вынул из кейса деньги в конверте, протянул Алине. «На, — говорю, — считай. Шесть шестьсот». Она так посмотрела на меня удивленно, как будто я ей не доллары, а рубли принес. «Шесть шестьсот?» — спрашивает. «Ну а сколько же? Восемь месяцев по пятнадцать процентов — сто двадцать процентов. Сто двадцать процентов от трех тысяч — три шестьсот. Итого шесть шестьсот». Она улыбнулась. «А, — говорит, — ну да, конечно, я не подумала». Ну вот, я ей конверт отдал, она его на тумбочку в прихожей положила и смотрит на меня. В общем, понятно было, что чаю она мне предлагать не собирается. Да я и не хотел. Поблагодарил Алину за то, что выручила, попрощался и ушел. Вот и все.
— Вы говорите, Алина конверт взяла и на тумбочку сразу положила. Она не пересчитала деньги?
— Нет. Даже в конверт не заглянула.
— Вас это не удивило? Или Алина была чрезмерно доверчивой?
— Ну знаете ли, — задохнулся от возмущения Харитонов. — Я все-таки не жулик и не проходимец. Если я сказал, что в конверте шесть тысяч шестьсот долларов, то за мной можно не проверять. Мы же в одном объединении работаем, если я ее обману, как же я потом встречаться с ней буду?
Гнев Харитонова казался таким праведным и искренним, что Настя на мгновение даже забыла, как Николай Степанович, взяв у Алины деньги в долг на четыре месяца, не отдавал их целых восемь, да еще и избегать ее начал. И принес-то он деньги только потому, что Смулов по просьбе Алины поговорил с ним достаточно жестко.
— И сколько времени вы провели в квартире Вазнис?
— Не больше десяти минут. Скорее даже, минут пять.
— Находились только в прихожей?
— Да. Алина не пригласила пройти, да мне и не нужно было.
— У вас не сложилось впечатления, что в это время в квартире находился кто-то еще? Припомните, Николай Степанович, не выглядело ли поведение Алины так, словно она не хотела, чтобы вы входили в комнату и кого-то увидели. Может быть, она была напряжена? Слишком торопилась вас выпроводить? Посматривала на часы, потому что кого-то ждала и не хотела, чтобы вы столкнулись?
— Да нет, пожалуй, — задумчиво произнес Харитонов. — Ничего такого мне не показалось. Она была совершенно спокойна, как обычно. А то, что не пригласила пройти в комнату, так она вообще не была особо приветливой. Никогда никого в гости к себе не приглашала. И сама, по-моему, ни к кому не ходила.