Посмотри и вернись

К некоторому удивлению молодого человека, священник проявил живой интерес и к его научной работе, и особенно к образу его мыслей. Мало-помалу Петя рассказал о диссертации, о том, под каким углом зрения он видит проблемы сознания. Когда он обрисовал возможность коллапса сознания и сказал о системе оповещения и защиты, о. Сергий вздохнул и заметил:

– Вы все говорите о людях неверующих. Но и верующие сталкиваются с той же самой напастью. Вырваться к свету, миру и благодати им тоже порой нелегко. Поэтому систему раннего оповещения каждый должен закладывать прежде всего в собственную душу. Без этого все сведется к тому, что одни слепые попытаются вести других слепых.

– Вот как? – удивился Туманов. – Неужели уже и веры мало, коли к ней надобно в своей душе систему оповещения иметь?

Отец Сергий задумчиво помешал ложечкой в своем стакане. Ответил он немного другим тоном, как бы сдержанней и серьезней:

– Был один случай, который врезался мне в память и над которым часто размышляю. Однажды я служил литургию у нас в храме и обратил внимание на мужчину лет тридцати, стоявшего возле окна. Раньше я его не видел, но выражение его лица подсказало мне, что человек он сложный. Подумал об этом как-то мельком, почти непроизвольно.

Он же стал приходить в храм довольно часто. Держался особняком, склонности к общению не обнаруживал. Раз, впрочем, подошел ко мне за благословением, и немного поговорили. Назвался Алексеем Кочневым, в прошлом был сотрудником преуспевающей компании. По не совсем понятным причинам работу оставил и стал заниматься, по его словам, «кое-какими писательскими делами». О содержании сих дел определенно ничего не сказал, я же настаивать на подробностях не стал.

Так и продолжалось с год или около того. Алексей приходил на службы, два или три раза причастился. Держался незаметно, обычно ставил свечи пред иконами Спасителя и Божией Матери и отходил к окну. Чувствовалась в нем какая-то недосказанность или скрытность, но я значения этому не придавал. Характеры у людей разные, один любит побольше рассказать и посоветоваться, другой все молчит.

Все же однажды вечером мне довелось узнать о нем больше. Пришел он к вечерней службе, народу в храме было немного. Все желающие уже исповедовались, и я стоял возле аналоя, ожидая, не придет ли на исповедь кто-нибудь из опоздавших. Тут он подошел ко мне и сказал, что хочет поговорить.

Я кивнул. Рассказ Алексея был откровенным. Несколько лет он работал над философско-религиозной книгой, ради которой оставил работу и терпел ощутимую материальную нужду. Когда книга была готова, он попробовал ее опубликовать. Но везде, куда бы он ни обращался, встречал отказ. Постепенно ему стало понятно, что его книга не вызывает сочувствия практически ни у кого. А ведь идеи этого труда Алексей сделал главным содержанием своей жизни и жил практически только ими. Он понял, что непризнание книги ставит его на грань сильного нервного срыва. И он, в общем-то, не знает, как избежать этого срыва.

Дело было серьезно, и я решил не спешить. Попросил дать почитать рукопись. Алексей тут же достал из портфеля объемистую папку и передал ее мне. Мы договорились через неделю обстоятельно все обсудить.

– И о чем же говорилось в рукописи? – не смог сдержать любопытства Петя.

– Рукопись я прочитал уже на следующий день. Не скрою, чувства она во мне вызвала противоречивые. Называлось произведение, насколько помню, «О промысле Божием, созидающем исторические формы жизнеустройства людей». Главная задача исследования, как написал автор в предисловии, заключалась в том, чтобы найти в огромном многообразии проявлений общественной жизни систему форм, положенных Богом. Эти формы человечество ищет и отчасти находит через многие неудачи. Но коль скоро система выявлена, открывается величественная возможность гармоничного и справедливого развития общества.

Далее в исследовании давалось описание этой системы. Разработана система была подробно и охватывала самые разные сферы: политическое и экономическое устройство, культуру, религиозную жизнь и т. д. Язык автора был не лишен гладкости, а доводы казались порой убедительными. И все же сразу бросалась в глаза одна особенность. Автор сообщал множество подробностей так, как будто знал волю Божию в точности. И как-то выходило при этом, что человек окутан подробными предписаниями свыше и ничего самостоятельно предпринять не вправе. Это впечатление нарастало по мере прочтения труда и вызывало все более сильный протест.

Прочитав последнюю страницу, я все понял. Без богословского образования, прилежного изучения положений Священного Писания и Священного Предания, на которые Алексей ссылался, в плену своих очень несовершенных идей он достиг приличного внешнего мастерства, но был в большинстве случаев неправ по сути. Более того, он взялся за работу, непосильную и для более одаренного и сведущего человека. Может быть, вообще непосильную для одного человека. Поэтому исход его затеи не мог быть иным.