Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом «ненормальности». Какая она изнутри? Моя жизнь с синдромом Аспергера

Я знал, что не смотрю в глаза, когда с кем-нибудь разговариваю. Черт, да меня били и бранили за это все мое детство! Но, пока я не прочитал книгу о синдроме Аспергера, я и не подозревал, что поведение мое необычно. Я никогда не понимал, за что мне так доставалось. Мне всегда казалось, будто со мной обращаются несправедливо, обижают ни за что ни про что. И даже в голову не приходило, что окружающих мое поведение сбивает с толку, и для них это естественно: я делал что не положено, не делал, что положено. А теперь мне дали книгу, в которой содержался ответ на вопрос: «Почему ты не смотришь в глаза, когда с тобой разговаривают?»

Книга стала для меня ошеломляющим откровением. На свете есть такие же, как я! И нас так много, что ученые даже придумали для нас особое название.

Я читал и читал, не в силах оторваться, и жалел, что глаза и мозг не могут впитывать текст еще быстрее. Голова у меня шла кругом.

Большую часть своей сознательной жизни я только и слышал от окружающих, что я заносчив, что я дуюсь, что я держусь мрачно и замкнуто. И вот теперь я читаю: обладателям синдрома Аспергера свойственно проявлять несоответствующую мимику. О, конечно, еще бы мне этого не знать! Когда я был маленьким и мне сообщили о смерти тетушки, я ухмыльнулся, хотя на самом деле был расстроен. И меня отшлепали.

Даже от самого чтения этой книги у меня стало гораздо легче на душе. Всю жизнь я ощущал, что не вписываюсь в общепринятые рамки. Всю жизнь чувствовал себя каким-то мошенником или, того хуже, социопатом, которого вот-вот выведут на чистую воду. Но по книге все выходило совсем иначе. Я вовсе не был бессердечным убийцей, который только и выжидает, как бы наброситься на первую жертву. Я был нормальным. В своих пределах. В рамках синдрома Аспергера.

Как все эти так называемые профессионалы – психологи, психиатры, консультанты – могли пропустить это? Куда они смотрели? Как могли так ошибаться?

Говоря по правде, синдром Аспергера описали и определили как особое психическое состояние сравнительно недавно, когда мне было уже тридцать с небольшим. А раньше он и не упоминался в «Диагностическом и статистическом руководстве по психическим расстройствам» – Библии тех психиатров и психологов, к которым меня водили. В итоге получилось, что я много лет пытался адаптироваться к синдрому, о наличии которого у себя и не подозревал. Когда я узнал, что такое синдром Аспергера, это открытие без преувеличений перевернуло всю мою жизнь.

Среди прочего я с изумлением узнал, что синдром Аспергера считается расстройством аутистического спектра. То есть это – форма аутизма. Если бы мне кто в детстве сказал, что у меня аутизм, я бы ответил: «Ты чокнулся, что ли?» В моем представлении аутист непременно походил на Томми – мальчика-аутиста из телесериала «Сент-Элсвер».[18]

Томми почти ничего не говорил, да и ничего не делал. Для людей моего поколения считалось, что быть аутистом – это, по сути, быть живым трупом. Я понятия не имел об аутистическом спектре, той самой шкале, на которой есть место и наглухо замкнутым в себе людям вроде Томми, и людям вроде меня, – на разных концах этой шкалы.

Думаю, даже если бы мне диагностировали синдром Аспергера, когда мне было шесть лет, все равно никто бы не поверил. Возможно, нашему обществу понадобится еще подрасти и развиться, чтобы начать понимать такие сложные и неявные особенности развития, как синдром Аспергера – и различать их на фоне массовых предрассудков.

Если бы родители с самого начала знали, почему я не такой, как все, и обращались со мной, исходя из особенностей аспергерианцев, моя жизнь, возможно, сложилась бы совсем иначе. А так получилось, что долгое время она во многом состояла из упущенных возможностей и шансов, потому что я не вписывался в общепринятые рамки.

Я бросил школу в предвыпускной год, хотя тесты на уровень интеллекта показывали, что он у меня выше, чем у большинства выпускников колледжа. Несколько преподавателей уговаривали меня, не закончившего школу, поступить в Массачусетский университет, но я не смог себя заставить. Я был слишком выбит из колеи своими неудачами, не хотел снова связываться с учебным заведением и полагал, что если снова попытаюсь вписаться в очередные рамки, то опять потерплю поражение. Уже с шести лет я понял, что надо всеми силами избегать возможных унижений, которые мне сулило общение с людьми и разными организациями.

Я покинул «Жир» – первую рок-группу, с которой работал, потому что мне тяжело давалось тесное общение с товарищами (совместная жизнь в общем доме вдесятером). И впоследствии в юности многие знакомства и отношения у меня разваливались, потому что с точки зрения обычных людей я слишком странно себя вел.