Посмотри, наш сад погибает

Снова шумно заплескала вода: Белый и Мельця побежали к берегу. Высокий носатый скренорец подхватил чародейку на руки, быстро вынес из воды. Она даже не взглянула на него.

Белый видел, как на ходу от её рук расходились золотые нити.

– Запусти сердце!

– Я его не слышу.

Тихий протяжный гул заполнил берег. Точно уши залило. Белый слышал всё словно со дна, сквозь толщу воды.

После дождя сгустился сизый туман. Он клубами подступал от середины озера к деревьям. Белый ступал сквозь туман на обмягших тряпичных ногах. На запястье горел шрам.

Белое лицо Велги обрамляли потемневшие от воды медные волосы. Она лежала прекрасная, неподвижная, безжизненная. Над ней склонились чародеи, обвили золотыми нитями. Они тянулись к её сердцу, к вискам, запястьям, разгоняли кровь, но одна нить – такая яркая, что даже Белый, казалось, мог коснуться её – тянулась дальше. К лесу. Туда, где стояла госпожа.

Она ждала.

Там, где стояла госпожа, деревья покрылись инеем. Её никто не замечал. Только Белый. Он видел её с детства. Она стирала ледяными пальцами его горькие, злые детские слёзы. Она баюкала песней вьюги зимними ночами. Она шептала ему имена тех, кого он ей подарил. И теперь она произнесла её имя:

– Велга…

И его:

– Войчех…

Глава 6

Умер покойник

В среду, во вторник,

Пришли хоронить —

Покойник сидит!

Русская народная святочная игра

Змаево Око

Там цвёл вечный сад. И солнце золотило туман сквозь ветви.

Велга открыла глаза.

Под яблоней сидел отец, наблюдал за ней с лёгкой улыбкой.

– Девочка моя.

И Велга, вскочив на ноги, кинулась к нему под яблоню. Обняла, прижалась к мягкому выпирающему животу. Батюшка, посмеиваясь, похлопал её по спине.

– Ты рано, – произнёс он с неожиданной грустью.

Позади, за садом, куда ещё не успело заглянуть рассветное солнце, стелился туман, клубились тени, и слышно было их неразборчивые яростные стоны. Они кричали, постоянно кричали. Они не знали покоя. Здесь, в саду, не ведали суеты.

– Я скучала, – Велга прижалась, вдыхая знакомый запах.

Самый родной, самый знакомый. От батюшки пахло яблоками, чернилами, пирогами с луком и чем-то, чего она даже не могла описать.

– Ох, Велга…

Они говорили, но разговор тот терялся в тумане. Велга осознавала, что задавала вопросы один за одним, но не могла и сама понять смысла своих слов, как и не запоминала того, что отвечал отец. Слова растворялись в белом мороке, что затопил сад, и таяли в солнечных лучах.

Облетали белые лепестки. И солнце поднималось всё выше.

В ладонь ткнулся мокрый нос.

– Рыжая! – Велга с удивлением обернулась, и влажный язык лизнул лицо. – Рыжая, ты тоже тут…

Она обхватила морду руками, удержала, чтобы разглядеть, чтобы убедиться: целёхонькая, невредимая. Пушистая, ухоженная. Её любили, холили, лелеяли, она не знала боли. Она ластилась, прижималась. Она не ведала, что человеческая рука способна ударить. Она не помнила, как могут ломать кости, как безжалостно, дико, варварски могут отнять чужую жизнь.

Велга не понимала, отчего лицо её мокрое.

– Не плачь, родная, – попросил смущённо отец.

Он всегда так терялся от женских слёз.

Рыжая тянулась к лицу, слизывала каждую слезинку. Велга зажмурилась. На плечо ей легла тёплая ладонь отца.

– Не буду, – пообещала Велга. – Не буду. Я теперь с вами…

Она обернулась к отцу и утонула в белом тумане. Ветер покачнул яблоню, и та обрушила белое облако лепестков ей на голову.

– Я с вами…

Плечо обожгло. Велга шикнула, прикрыла ладонью ожог, и точно время замедлило бег: на руку опускались серо-рыжие хлопья пепла. Яблоня прямо над ней была охвачена огнём, и искры, яркие, как лисий хвост, взвивались к небу.

Крик застрял в груди. И Велга поползла назад. И вместо шёлковой травы под руки лёг пепел. И там, на другом конце сада, там, где когда-то стоял дом, появился он. И Велга увидела нож в его руках. И огонь за спиной. И смерть. Смерть.

И она больше не желала её.

Ведь на пути в сад её ждал этот человек. И клинок в его руке.

* * *

– Чародей, – хрипло позвал Войчех. – Она мертва.

Тот вскинул голову, оторвавшись от Велги. Только на мгновение взглянул на Белого, чтобы пробормотать:

– Нет. Нет…

Чародей не мог не видеть, как потускнела нить Велги Буривой. Пусть он неспособен был заметить госпожу, которая взяла ту нить в свои руки, пусть никто, кроме Войчеха, поцелованного госпожой ещё при рождении, не мог её увидеть. Но сама смерть пришла за Велгой Буривой. И за ним, за своим верным слугой, Белым Вороном. И она держала их нити в своих ладонях. Ждала.

Его пробила дрожь. Войчех упал на колени рядом с девушкой. Запястье горело огнём, и даже смотреть не стоило: он знал, что госпожа разгневана. Белый нарушил договор, не исполнил заказ. И за это он должен был умереть.

– У меня есть… посмертки, – хрипло проговорил он.

– Что?

В стороне зазвенели бубенцы и монеты. Взмахнув подолом, на песок рядом с ними опустилась женщина. Волосы взъерошены. Подол мокрый.

– Отойди, Змай! – она оттолкнула чародея в сторону, склонилась над Велгой. – Давай, девочка, – она коснулась пальцами её висков.