Посмотри, наш сад погибает

И в этот миг невидимая длань проникла под его рёбра. Войчех сжал зубы, зарычал, согнулся низко, уткнувшись лбом в грудь девушки.

И нечто горящее, бьющееся, точно живое сердце, покинуло его. Оно было обжигающим, таким ярким, что Войчех ослеп.

– Осторожнее, сюда, – кто-то бережно уложил его на бок.

Лбом он чувствовал влагу и холод. И пальцы переплелись с чужими: такими же холодными, но тонкими, хрупкими, как веточки.

* * *

Огонь обратился в дым, дым заволок весь сад и затопил его холодной влагой тумана. И в том мареве Велга кричала и звала, пока некто не взял её за руку.

Они легли рядом – прямо на выжженной траве и горячем пепле.

Они переплели пальцы и держались крепко, цепляясь друг за друга, ощущая дыхание друг друга. Но в том белом как молоко, густом тумане было не разглядеть лиц.

А когда рассеялся туман, трава под ними обратилась в шерстяное покрывало, а белое небо – в натянутый полог. В стороне звучали приглушённые голоса. Велга лежала на спине, голова её была повёрнута в сторону. Не сразу она узнала горбатый, точно поломанный нос и спутанные светлые волосы, рассыпанные по плечам. Белый был бледен и неподвижен. И его пальцы, совсем как во сне, переплелись с её.

У уха кто-то запищал. Тёплый неповоротливый комок.

– Ох, Мишка, – слабо улыбнулась Велга.

И щенок радостно подпрыгнул, неловко ударяя её лапами в лицо.

Велга вскинула руки, и на запястьях зазвенели бубенцы: на этот раз их было куда больше. Мельця повесила на неё несколько ниток с оберегами. Пальцы Велги выскользнули из руки Белого, и он открыл глаза, сел резко, оглянулся. Прищуренные волчьи глаза. Недоверчивые, злые.

– Белый, – Велга прижала Мишку к груди, гладя его по макушке. – Это я…

– Ты жива, – пробормотал он, едва шевеля губами.

– Жива…

В памяти витали облака тумана, и языки пламени, и человек в чёрном, что ждал её… но тревога растаяла под спокойным взглядом Белого.

– Я испугался, что ты умрёшь, – голос был тихий и глубокий, звучащий откуда-то из груди, и там, где горячо, точно молот по наковальне, билось сердце, этот голос раскалялся в огне и выходил похожим на приглушённый рык дикого зверя.

– Почему?

Воспоминания о саде вконец развеялись, и только тогда Велга вспомнила воду, и чужие руки, удерживающие её на дне, и белые оскалившиеся лица.

– Ох, Создатель…

Руки разжались, и Мишка поспешно выскользнул из объятий. Велга не стала его ловить.

– Они… они…

– Тебя попытались утопить русалки, да. – Он ощупал левое запястье, закрытое повязкой.

Верно, он поранился, пока пытался спасти её.

– Нет…

Одежда Велги всё ещё была влажной, а волосы спутались, и в них остались водоросли. Её пробил озноб. Мурашки пробежали вдоль позвоночника, и перед глазами невольно встали белые лица и тёмная вода.

– Я пошла с ними сама… Они позвали, но я сама решилась.

– Что?

От холода затрясло, и Велга попыталась обнять себя руками, но вдруг сорвалась, потянулась к Белому, уткнулась лицом ему в шею.

– Прости, – пробормотала она, не понимая сама, почему извинялась, зачем. – Но я… не хочу… больше… какой смысл? Какой во всём этом смысл? Их нет, и меня тоже больше нет. Меня не должно быть без них… я тоже… тоже должна была… Зачем ты спас меня от Инглайва? Я не хочу… не могу больше… я была бы рада умереть. Я счастлива буду умереть!

Она вцепилась пальцами в ворот его рубашки. Стиснула зубы, сдерживая крик такой громкий, что он оглушал её, даже ещё не сорвавшись с губ.

И в груди ломало каждое ребро, и кости впивались в сердце.

Медленно, настойчиво он отстранил её, коснулся ладонью мокрой щеки.

– Кажется, Велга, – прошептал он, почти не размыкая губ, но дыхание коснулось её губ. – Теперь тебе придётся пожить… ради меня…

Она застыла, поражённая его словами, не зная, что сказать, как себя повести. Заворожённая, поражённая, Велга смотрела в глаза – серые, непроглядные. И на тонкие, точно изо льда выточенные губы.

– Это ты… меня снова спас?

– Хм…

– У тебя такие ледяные руки…

Её тело, напротив, горело, изнывало, тянулось к нему, и бёдра невольно сами собой сжимались, пытаясь утолить тянущую боль внизу. Это чувство было всё сложнее сдерживать. Кровь прилила к лицу, и дышать стало тяжело. Она была такой разгорячённой, что, верно, могла согреть даже его ледяные руки.

– Я… чувствую себя…

Льдистые глаза быстро оглядели её с головы до ног и вспыхнули хищно.

– Заработало… это посмертки… они заставляют испытать…

– Что?

– Хм, – он прикусил губу, наблюдая за ней с неподдельным любопытством. – У тебя вышло с большой задержкой.

Прежде она казалась себе разумной, скромной, такой, какой полагается быть знатной девице. Но тело била дрожь. И Велга сжимала крепче бёдра, цеплялась за мужскую ладонь своими пальцами, впивалась ногтями и, наконец, уткнулась ртом, пытаясь заглушить рвущийся стон.

– А-ах…

Он придвинулся ближе. Пристальный, пронзительный взгляд. Ледяной. Сверлящий. Жадный. И последний разум оставил Велгу. Она укусила его за руку, сдерживая очередной всхлип.

– Давай…