Посмотри, наш сад погибает

Взгляд вновь вернулся к госпоже, стоявшей на опушке. Нельзя было обмануть её. Нельзя было предать.

Матушка учила собирать для неё жизни. Одну за другой. Одну за другой.

«Я столько ещё принесу тебе, госпожа, – безмолвно взмолился Войчех. – Только помилуй меня сейчас».

Он допустил ошибку. Он сглупил, доверился Вадзиму, Галке, глупым смертным людям, менявшим свои желания каждую лучину. Но он не желал предать госпожу. Он бы не посмел. Жизнь Войчеха принадлежала ей.

Войчех родился холодным и бездыханным – так рассказывала матушка. Недоношенным младенцем его сбросила какая-то безродная девка, нагулявшая байстрюка от лойтурца. Нагрешила тайно, грязно, бесстыдно и избавилась от плода того греха так же тайно, грязно и позорно. Раньше срока избавилась, нашла ведьму. А матушка пожалела. Решила воспитать его как родного сына. Но даже у матушки не хватало сил, чтобы подарить Войчеху жизнь. И тогда пришла госпожа.

Она не могла подарить жизнь. Но смерть отпустила Белого Ворона, позволила пойти по земле, получить имя, благословила на службу. И Войчех служил верно – до этой самой ночи…

Но этот приказ он выполнять не желал.

– Нет-нет-нет, – пробормотал он и увидел будто бы сквозь туман, как дрожали собственные руки. – Чародейка, – позвал он, но та даже не обратила на него внимания.

Кожа побледнела, а губы посинели. Велга была красивой. И мёртвой, и живой: красивой, манкой, желанной. И нить её жизни удавкой обкрутилась вокруг шеи Войчеха, так плотно, что не было спасения. Даже если оборвать её – нить та только сильнее затянется, задушит.

– Нет-нет-нет… я не могу… Чародейка!

Он схватил Велгу за руку, потянул на себя. И только тогда чародейка заметила его.

– Что ты делаешь? Отпусти её.

Но Белый прижал к себе Велгу крепко. Она была ледяная. С потемневших волос ему на колени стекала вода.

– У меня есть посмертки, – сквозь зубы, едва шевеля языком, проговорил Белый. – Я хочу отдать их ей.

– Что?

– Посмертки. Их собирают чародеи у мёртвых. Не слышала? Это как… отголосок человеческой жизни. Его можно передать другому, чтобы продлить его жизнь. Что, не слышала?

Тёмные большие глаза чародейки сощурились. Она чуть наклонилась, звеня бубенцами на голове.

– Ты не чародей.

Заглянув ей в глаза, он произнёс:

– Но меня научили, как это сделать…

Она не стала спрашивать, откуда у Войчеха посмертки. Она не стала даже гадать, кем должен был быть колдун, чтобы научиться забирать силу умирающего.

Закатав рукава, чародейка взмахнула руками, порождая новую песенку бубенцов. Их звук дробился о морозный воздух и звенел напряжённо. Изо рта чародейки вырвалось облачко пара. И Белый невольно оторвал взгляд от Велги: госпожа подошла ближе. Она стояла неподвижно прямо посреди толпы на берегу. Скренорцы обходили её, не замечая. Они разгребали завалы, поднимали повозки, вытаскивали людей, кричали, ругались, пытались перевязать раны, и какой-то мальчишка визжал истошно… а госпожа стояла – белая, неподвижная, и только золотые нити горели в её ладонях.

Матушка говорила, что госпожа владела нитями жизни всех смертных. Потому её и боялись, потому и проклинали. Она решала, кому жить. Она дарила смерть и жизнь. И она уберегла Войчеха от смерти.

– Нет-нет, госпожа, – пробормотал он себе под нос и снова взглянул на чародейку. Её смуглая кожа, тяжёлые тёмные косы, опавшие на плечи, быстрые, ловкие движения – всё было окутано белёсым паром. – Я могу передать ей посмертки. Они должны… могут вернуть Велге жизнь.

– Вернуть её… из мёртвых?

Тёмные глаза блестели от непролитых слёз. Рядом с Мельцей снова опустился чародей. Он был куда моложе, выше, тоньше. И теперь, когда взрослая женщина вдруг растерялась, он сурово поджал губы и сосредоточенно спросил:

– Как это сделать?

Белый был Вороном госпожи. Он убивал и получал в дар посмертки. А их осторожно и тщательно забирала себе матушка. Он не знал, как у неё это получалось, он не был чародеем, как Грач.

– Загляни в меня? Ты видишь? – Белый невольно потянул ворот на рубахе, пусть это и не требовалось. – Они жаркие, бьются…

– Как сердце, – прищурив зелёные глаза, произнёс Змай.

– Одна нить моя. Не тронь. Но остальные другие… Они как комки, как птичье сердечко. Ты видишь? – от нетерпения он придвинулся к чародеям. – Забери. Отдай один Велге.

– Белый, – раздался голос в стороне.

Покачиваясь от слабости, у воды стояла Галка. Она хмурилась. Со светлых волос стекала вода.

– Что ты делаешь?

– Не лезь.

– Белый, ты не имеешь права…

– Не лезь!

Он опустил голову, чтобы не видеть ни сестру, ни госпожу. Руки сами собой сжали тонкие пальцы Велги.

– Давай, чародей, сделай что-нибудь…

– Мельця, – позвал тот. – Я попробую вдохнуть в Велгу жизнь. А ты закрепи нити. Слышишь?

– Безумие какое-то…

Вокруг кричали люди. И от озера по берегу расползался туман. Побелели, покрывшись инеем, рыжие кудри Велги. Побелели пальцы Войчеха. Он крепче сжал ладони Велги.

«Только не мешай, госпожа, – взмолился он. – Только не мешай».

Он исполнит договор. Он сделает всё, как просила она. Только пусть у него будет такая возможность. Пусть только девчонка вернётся к жизни, чтобы можно было забрать её самому.