«Посмотрим, кто кого переупрямит…»

Но никогда не пойте мне славословий: “я к величаньям еще не привыкла”[778]. Я никак не вхожу в категорию laudaturae esse[779]…

Хотелось бы, чтоб вы приехали сюда пить чай вместе у меня на кухне… Почему бы нет?.. Но так как это пока невозможно, была бы рада, если у вас будут вопросы ко мне о творчестве Мандельштама, отвечать на них в своих письмах. Вы пропали, и я уже подумала, что вы меня совсем забыли, правда?

В дальнейшем не сможете ли печатать свои письма на машинке? Ваш почерк довольно трудно разбирать…

Передайте мой поклон Жанне…[780] Н. М.

9 мая 1968 г.

Дорогой Кейс!

Я вам послала два экземпляра “Вопросов литературы” № 4.

Надеюсь, что Вы скоро получите их. Будьте добры: передайте один экземпляр Жанне. Надежда Мандельштам.

В “В. Л.” опубликованы записные книжки Мандельштама[781].

6 июня 1968 г.

5 мая[782]

Дорогой Кейс!

Я бы хотела получить от вас обещанное мне письмо, но получу ли его? Письмо длинное… Короткое о “Вопросах литературы” № 4 было очень хорошо…

У меня телефон (126-67-42). Когда приедете сюда, позвоните мне! Почему бы не приехать? Думаю, что вам надо.

Я рада, что присланные мной “Вопросы литературы” вам понравились.

Я чувствую себя старой и усталой. И теперь больше, чем обыкновенно… Это оттого, что было много работы, которая мне не под силу.

Мне кажется, что я несу чушь, не правда ли?

Передайте мою любовь Жанне… Н. Мандельштам.

31 июля 1968 г.

Дорогой Кейс!

Рада была найти ваше письмо, когда я вернулась на один день в свою квартиру. Теперь живу в маленьком городке[783]. Это наша дача. Каждый год мы приезжаем сюда на лето. Владельцы дома, в котором мы живем, стали нашими друзьями, и здесь вообще приятно. Мы – это я с братом и его женой[784]. Это не значит, что мне будет полезно дышать свежим воздухом. Для этого я слишком устала. А что касается моего плохого здоровья, то всё это только от старости. А от такой болезни не выздоровеешь. Этого не бывает. Могу Вам сказать, что не молодею. Полагаю, это нельзя… Даже двое не сумеют – чтобы процитировать мою любимую “Алису в зазеркальном мире”.

Могу ответить на Ваши вопросы о стихотворениях Ахматовой.

В первом речь идет о гвоздике…[785]

В своих “Листках из дневника” она написала о том, что познакомилась с Мандельштамом, когда он был молодым человеком с гвоздикой в петлице. И всё тут. Так как она немного романтична, она говорит об этой гвоздике как будто это было событие для них обоих. В первой строке она ссылается на его стихи – она перелистывает их и потом их цитирует… Это не цитаты в прямом смысле, а она только их вспоминает (“бык Европу везет по волнам” и так далее). У меня здесь нет с собой текста. Насколько помню, это так…

Дальше, “мой тринадцатый час”[786]. Она продолжает быть немного романтичной. С романтическим героем всё страшное случалось в полночь, ровно в двенадцать… Тринадцать – несчастное число, не только у нас, но у других народов тоже. У французов, например… На самом деле она не пользуется идеей полуночи по-романтически, а смешивает ее с идеей несчастливого числа. “Мой тринадцатый час пришел” по-русски имеет значение (хотя и не существует фразы такого рода), что с ней всё кончено. (Говорят, что я была поэтом, но перестала им быть.) Слишком часто она о себе читала, что когда-то была поэтом (в ее юности, но теперь уже нет).

Месяц назад у меня был посетитель, автор довольно идиотической статьи о “пчелах в стихотворениях Мандельштама”[787]. Он один из “больших специалистов по русской поэзии”, находящийся под влиянием Якобсона, который пытался доказать, что Ахматова и Мандельштам абсолютно незначительные поэты. Данный “специалист” (мой посетитель) как-то обожает Мандельштама, но ему нельзя этого выражать потому, что он верит Роману Якобсону. Но не мог он не быть крайне удивленным, когда я ему стала говорить об Ахматовой. Он думал, что с ней рассчитались раз навсегда. Они (включая и Романа Якобсона) увезли с собой “мнения вчерашнего дня” (цитирую Ахматову: “они увезли с собой вчерашний день”), когда теория Лефа была в моде. И они продолжают петь одну и ту же песню. (“Поэт десятых годов” – “что была я поэтом в поэтах, но мой пробил тринадцатый час”)…

Что ж… это пробил их, а не ее тринадцатый час.

Хочу напомнить Вам что-то еще… Знаете ли, что “валились с мостов кареты”[788] происходит от Гоголя (“Невский проспект”, в конце)? И “между шкафом и печкой стоит”[789] – это реминисценция из Достоевского. Пересмотрите историю самоубийства Кириллова и найдете ее. Момент до того, как он с собой покончит – (“Бесы”).

Очень благодарю вас за книги и сыр. Было очень приятно получить это… Мальчик хотел, чтоб я послала вам какой-нибудь подарок. Было бы хорошо, если бы я могла. Но не могу представить, что вам послать. Но надеюсь, со временем что-нибудь появится. Какие-то книги, например, если только они будут опубликованы, пока я еще жива.

Хотелось бы, чтоб вы были у меня на кухне и мы пили бы чай вместе и болтали. Ваша Н. Мандельштам.

31 июля 1968 г.