Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой

— Да, Лиза, так делать нельзя, — согласился с женой поэт. — Вам нужен проводник, а его нанимают заранее. Не идти же сейчас ночью на деревню. Здешние тирольцы — такие же баварцы, те же немцы. Давно дрыхнут со своими Барбарами.

— Мне не нужен проводник, — сказала Лиза. — Я прекрасно справлюсь одна. Вы меня отлично знаете!

И она достала из сумочки сложенную вчетверо карту, которую успела приобрести на вокзале.

— Вы рассуждаете, как англичане, — поморщился поэт. — Их тут много, и они ведут себя, словно это их колония. Когда им называют цену на молоко, они говорят: “Нет, это молоко не стоит этих денег”. В горы ходят одни, по этой карте. Верят ей больше, чем “баранам”, как они называют местных проводников.

— Ты сам называешь их жен Барбарами, — прервала его Мария, которая в присутствии кузины считала нужным не только слушать мужа, но и возражать ему. — Хотя они не все Барбары. Я вот лично не встретилась здесь ни с одной Барбарой.

— Ты права, — меланхолично согласился поэт. — Это нехорошо с моей стороны. Тирольцы — милый, добродушный и трудолюбивый народ. Кстати, ты обратила внимание на их кожаные штаны?

— Почему я должна обращать внимание на их штаны?

— Ледерхозе! Тирольский дух и все такое… У них такие мужественные швы через всю задницу, чтобы лучше ее подчеркнуть.

— Ты о чем?!

— О заднице.

— Какое мне дело до их задниц?!

— Вот видишь, ты сама не уважаешь местные традиции. Если бы ты их уважала, то согласилась бы, что эти вертикальные швы через задницу, они такие… мужественные. В этом уверены все местные Барбары. Если бы ты их уважала, то, как настоящая женщина, оценила бы эти мужественные тирольские задницы.

— Перестаньте, Юргис! — Лиза смеялась, глядя на Машу, которая всерьез задумалась над словами мужа. — Вы сами рассуждаете, как немец! Много тут выпили местного пива?

— Немцы не потому немцы, что они пьют пиво, — заметил поэт, — они пьют пиво, потому что они немцы.

— Опять эти ваши парадоксы! Лучше покажите мне на карте, откуда начинается тропа на Unnütz.

— От ручья Luisenbach[63].

— Ах, как это мило! Они уже назвали ручей моим именем!

— Вы слишком самонадеянны, Лиза. Горы этого не любят.

— В чем ты собираешься идти? — воскликнула Маша. — У тебя даже нет подходящей обуви!

— А это?! (Лиза вскочила и поставила ножку на табурет.) Эти башмаки я купила в Лондоне. Они прочные и на толстой каучуковой подошве. Им сноса не будет!

Юргис и Маша с интересом посмотрели на башмак.

— Он на вас похож, — вдруг заметил Юргис. — Он такой же, как вы… Самонадеянный…

Евпраксия

Зеехоф. 29 июля 1902 года[64].

Я получаю телеграмму, что Лиза 28 вечером приедет. Пришлось посылать экипаж за ней, и представь, она вчера вечером приехала в 10 ч. в., сегодня в 11 ч. утра ушла одна в горы, и весь день ее нет. А мы завтра хотели уже выехать в Мюнхен.

Лиза экзамен отложила до осени. А интересно знать, принимает ли печать ее сочинения? Она мне ни слова не говорила.

10 ч. вечера. Представь, Лизы все еще нет, я измучилась даже, где она? Холодно, страшно, а она налегке. Просто не знаю, что и думать, и что будет? Ушла одна. Другие ходят скорее, на 5 час., видно, ушла куда-нибудь дальше или заблудилась. Что я буду делать, если что с ней случится? Я отговаривала, не послушалась, уговорила меня, что скоро вернется. Думаю, что где-нибудь переночует на дороге, пошла в дождь, и с горы ничего не видно.

Е. Оловянишникова.

Зеехоф. 30 июля 1902 года.

Сегодня второй день, как Лизы нет, мы страшно расстроены, остались нарочно разыскивать ее, посылали гонцов во все стороны, завтра опять шлем гонцов. Я дальше оставаться в Зеехофе не могу, <чтобы не> разболеться. Маша так добра, что останется с мужем здесь, пока ее не найдут.

Е. Оловянишникова.

Вена. 4 августа 1902 года.

2 ч. ночи. Я писала, что Лиза ко мне в Зеехоф, на Ахенское озеро в Тироле, приехала вчера вечером, т. е. 28 июля, и утром 29-го в 11 ч. утра ушла на гору и не возвратилась…

Рассказали, что в 12 ч. утра она была (не доходя до вершины 1 ½) у старика, мимо которого все должны пройти, смотрела на часы, он ей говорил не ходить дальше, показал, что выше туман; но она по-немецки не понимала и ушла в направлении вершины, не пивши у него молоко, и назад не проходила…

Предполагали, что замерзла, тогда нашли бы умершей, может, за туманом ушла в другом направлении, очутилась где-нибудь в деревне, может, больная, не зная, где мы…

Дали знать русскому консулу в Мюнхене и послали в Вену телеграмму консулу. Оставили в Зеехофе ее вещи в полиции, дано денег на телеграммы и объявили премию 100 крон тому, кто ее найдет. И вот сегодня неделя, как она в воду канула. Можно предполагать, что убили ее и зарыли или за туманом в пропасть свалилась, хотя уверяют, что тут их нет…