Что она хотела всем доказать? Разговаривать с Лизой на эти темы было бессмысленно. На нее не действовали никакие аргументы. Или, скажем, у него в арсенале не было аргументов, которые смогли бы ее в чем-то убедить. О, если бы она была суфражисткой! Если бы она просто боролась за права женщин, за права тех, у кого нет настоящих прав. Тут они друг друга поняли бы! Да, собственно, и понимали без всяких слов. Какого черта, например, он должен был венчаться с Машей в русской православной церкви! Какого черта согласился с тем, чтобы его называли теперь не Юргис, а Георгий, не так, как называла родная мать!
Но она не была суфражисткой. Она была Лизой Дьяконовой. А что это такое, она и сама не понимала. Но это было то, что она хотела кому-то доказать всей своей жизнью. И смертью. Да, смертью прежде всего — это так ясно.
Теперь ему казалось, что мертвая Лиза как будто подсмеивается над ним на каждом шагу. На всем пути их поисков она расставила вешки-символы, указывавшие на то, что все их усилия бесполезны и тело ее никогда не найдут. Вершина Unnütz, на которую они поднялись и где Лизы, разумеется, не было… С немецкого название горы переводится как
Что-то подсказывало ему, что искать Лизу нужно не там. Но он нанял самых опытных проводников, которые знали эти места с раннего детства. Как он мог с ними спорить? После Unnütz они отправились по деревням, в которые могла бы попасть Лиза, если бы перепутала тропы. Деревенька Aschau… Кажется, это переводится как
Черт бы их побрал! Даже в этих правильных рассуждениях чудилась насмешка Лизы, которая всегда цеплялась к словам, всегда выворачивала их наизнанку! Как он мог объяснить им, что девушка, которую они искали, не ходила ни на Unnütz, ни в Aschau, ни в Kramxach, ни в Brixlegg, ни куда-то еще, куда бы отправился нормальный человек в здравом уме?
На третий день Юргис понял, что ошибся. Нужно было не проводников нанимать, а идти одному. Взять побольше вина и идти в горы одному. Искать Лизу наобум, с риском для собственной жизни. Там, где ее быть не могло. Тогда был бы шанс. Может быть, он даже нашел бы ее живой. Но он тупо шагал за проводниками, а они самоуверенно заполняли на карте квадрат за квадратом и веселели с каждым заштрихованным квадратом, думая, что район поисков сужается. Что он мог сделать? Он действовал по правилам. Ради спокойствия жены и тещи, которые, когда Лизу не найдут (в чем он был уверен!), потребуют у начальника местной общины справку, что все “необходимые меры” для поиска тела были предприняты.
Из его головы не шел этой проклятый ручей Luisenbach! От него они начинали поиски Лизы. “Как это мило с их стороны! Они уже назвали ручей моим именем!”
Он вдруг вспомнил удивительную картину, которую видел на Кавказе. Скромное деревенское кладбище, разбитое у подножья крутой горы. Сразу над ним — горный уступ, затем — второй… третий… четвертый. Кладбище — как первая ступень вверх.
“Земные ступени, земные ступени…” — бормотал про себя Юргис и, тупо следуя за проводниками по горным тропам, постоянно оглядывался назад, вниз. Словно они, поднявшись в горы, пропустили какую-то первую, самую главную, ступень.
Водопад, который образовывал ручей у подножья горы, тоже назывался Luisenbach. Однажды Юргис не выдержал и спросил проводников: почему они не ищут тело в районе водопада? Это случилось, когда из Инсбрука прибыл охотник-поисковик со специальной собакой сенбернаром. Один вид пса внушал уверенность в успехе. И действительно, несмотря на то что недавно выпал снег, пес уверенно взял след и вел по нему так, что приходилось за ним бежать. Но вскоре собака остановилась, виновато посмотрела на своего хозяина и заскулила.
“Странно, — произнес хозяин. — Не взлетела же она по воздуху?” “Это она и сделала!” — чуть не завопил Юргис.
К тому времени у местных уже поубавилось самоуверенности. Но этот вопрос не мог не вызвать у них улыбки.