Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой

Нам отворил лакей чрезвычайно добродушного вида. Первым его словом было: “Сегодня его превосходительство не приказывали никого принимать”. — “Мне невозможно ждать! — воскликнула я. — Я приезжая, мне каждый час дорог, и я не могу ждать до завтра”. Добродушный человек сразу вошел в мое положение и решил принять меня на свой риск, ввиду того, что я приезжая. Попечитель должен был приехать не ранее 4 часов. Мы погуляли в Летнем саду, и в 4 часа я пришла опять. Дверь была отворена; лакей сбегал наверх и через минуту сказал: “Пожалуйте! Его превосходительство очень занят: у него инспектор и еще кто-то…”

Его превосходительство “очень занят”, тем не менее — “пожалуйте”!

Я вошла в небольшую гостиную; лакей понес мое прошение в кабинет, откуда слышались голоса. Мое прошение прочитали вслух, и я не успела поднять глаз, как высокий и худой старик очутился предо мною. “Видите ли, сударыня, дело такого рода… я ничего не могу сделать. Хотя вы и совершеннолетняя, но послушание родителям тоже дело необходимое. Все, что я могу для вас сделать, — написать вашей матери письмо, уговорить ее позволить вам учиться. Может быть, она и послушает меня, старика”.

Лиза мучительно стала объяснять Капустину, что письмо будет бесполезно, что мать “не сдастся ни на чьи просьбы”. “Если вы не примете меня здесь — я уеду в Швейцарию…” — “О, какая же вы самостоятельная!” — удивился попечитель.

Капустин напомнил Лизе, что на курсы нельзя поступать без согласия родителей.

“Неправда, ваше превосходительство, — достигшие 21-го года принимаются без позволения родителей”, — быстро ответила я, совсем забыв, с кем я говорю. “Не может быть, я покажу вам правила”. Он вошел в кабинет и вынес оттуда книжку. В дверях стояли три господина в синих фраках, которые вышли из кабинета и молча смотрели на эту сцену. Его превосходительство быстро прочел параграф и вдруг запнулся: “Лица, не достигшие 21 года, должны предъявлять позволение родителей. Гм… вы правы… да… до 21 года… Такой редкий, исключительный случай…” Он был озадачен и, очевидно, сам растерялся, не зная, что со мной делать.

В этой сцене важна каждая деталь! Крупный чиновник в присутствии подчиненных признается в незнании элементарных правил поступления на курсы, попечителем которых он является. Неловко! Другой на его месте указал бы Лизе, что прошение о поступлении она подала до наступления совершеннолетия и, если уж придерживаться правил до конца, ей отказали в поступлении абсолютно законно. Вместо этого Капустин “усадил меня у окна в кресло; сам сел напротив. «Расскажите мне, кто вы такая?»”

Она поведала свою историю. “Каково нынешнее молодое поколение, — обратился попечитель к господам, неподвижно стоявшим все время у дверей. — Так и рвется к образованию! Нам, старикам, стыдно. Ну, хорошо; я поговорю о вас с министром, приходите завтра, постараюсь сделать, что смогу”.

Таким образом дело Лизы Дьяконовой дошло до министра народного просвещения, которым в это время являлся статс-секретарь, тайный советник и член Государственного совета Иван Давыдович Делянов. Выходец из древнего армянского рода, служившего России с XVIII века, выпускник юридического факультета Московского университета, в прошлом опытный “законник”, занимавшийся кодификацией законов Российской империи, руководитель секретного комитета по делам раскольников, заведующий учебной частью Института благородных девиц и Александровского женского училища, попечитель Петербургского учебного округа… всех должностей и не перечислишь. Какое ему было дело до Дьяконовой?!

Но он решил этот “вопрос”.

Капустин сделал для Лизы всё, что мог. Поговорил с Деляновым. Написал на ее прошении: “Г-ну Директору Высших Женских Курсов. С согласия его сиятельства, господина министра, разрешаю принять в число слушательниц, с помещением в интернат”.

И еще дважды написал матери Лизы, стараясь уговорить ее разрешить своей дочери учиться на Высших курсах. Хотя в этом разрешении уже не было никакой формальной необходимости. После второго письма мать сдалась и отправила ему это “разрешение”.

Зачем он это делал? Оба письма сохранились и были опубликованы братом Лизы Дьяконовой в издании дневника 1912 года. Приведем их полностью, потому что такие “человеческие документы” не должны пропадать со временем.

1.

23 августа 1895 года

Милостивая Государыня

Александра Егоровна,

Директор Высших Женских Курсов доложил мне, что Вы не желаете, чтобы дочь Ваша Елизавета поступила на означенные курсы.

Полагая, что такое нежелание вызвано репутациею, которую имели ныне закрытые Бестужевские курсы, считаю долгом уведомить Вас, что настоящие Высшие Курсы не имеют ничего общего с прежними. Как попечитель округа, я внимательно слежу за ходом учения и за поведением слушательниц и с удовольствием могу свидетельствовать, что они отличаются благонравием и порядочностью. Все слушательницы, не имеющие родителей в Петербурге, живут в Коллегии под надзором хороших воспитательниц. В течение 5-ти лет я наблюдаю за курсами и слышу о них везде самые лучшие отзывы.