Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой

Поэтому позволю себе надеяться, что Вы измените Ваше решение и мнение о курсах. Обещаю Вам, что Вы не будете сожалеть, если исполните мою просьбу и окажете доверие. Мои собственные племянницы находятся на курсах, и я вижу большую пользу для них. Буду очень рад, если Вы дадите Ваше согласие, которое прошу адресовать на мое имя (Мих. Никол. Капустину, 14, Соляной переул. Или в мою канцелярию).

С глубоким уважением и преданностью

покорный слуга М. Капустин.

2.

4 сентября 1895 года

Милостивая Государыня

Александра Егоровна,

Я имел удовольствие получить Ваше письмо. Из него, а также из письма, полученного сегодня на Высших Курсах, оказывается, что Вы остаетесь по-прежнему при нежелании дать Вашей дочери возможность дальнейшего образования. Справедливо ли это и верно ли говорит Вам Ваше материнское чувство? Смею думать, что нет.

Если бы выбор шел между Петербургом и Ярославлем, я был бы в пользу того, чтобы дочь Ваша жила с Вами. Но теперь дело стоит так, что если бы она не осталась здесь, то уехала бы в Швейцарию. Никакая сила не может ее удержать от этого шага, о последствиях которого я не могу подумать без страха.

В известные годы на молодежь нельзя действовать иначе как любовью. Подождите, пока Ваша дочь, благодарная за возможность учиться, будет счастлива выразить эту благодарность заботами о Вас; но не отталкивайте ее и не давайте повода думать, будто в Вас говорит не любовь, а черствая воля.

Я не могу не сочувствовать Вашей дочери. Ее стремление учиться внушает уважение и любовь. Радостно видеть благородный порыв молодой жизни к свету, к добру, к истине. Не гасите этого огня. Придет время, он согреет и Вас, когда Вы увидите, что учение возвысило ее любовь к Вам. Сегодня я был глубоко тронут, видя 657 русских девушек, пришедших отовсюду, чтобы получить знания и сделаться сиятельницами добра в русской земле. На общей молитве мне казалось, что я слышу благословение матерей, в том числе и Ваше. Докажите, что любовь матери способна отрешиться от мимолетного чувства и есть истинная, святая; ею и только ею Вы можете овладеть сердцем Вашей дочери.

Прошу верить глубокому уважению и преданности.

Покорный слуга М. Капустин.

В письмах Капустина за расхожей фразеологией тех лет, вроде “порыва молодой жизни к свету, к добру, к истине”, есть что-то пронзительно человечное. Читая это, понимаешь, чего катастрофически не хватало и Лизе, и ее матери в той патовой ситуации, в которой они оказались с 1891 по 1895 год, когда Лиза закончила гимназию. Дочери не хватало отца, а матери — мужа. И дело вовсе не в “сильной руке”. Отец, с его легким, добрым характером и столичным образованием, скорее всего, поддержал бы дочь в стремлении учиться дальше. Мать не брала бы всю ответственность на себя, а родительская ответственность в то время понималась серьезно. С какой готовностью Александра Егоровна согласилась выдать дочь Валю за Катрановского, не соглашаясь только на одно — на отсрочку венчания. Она и с Лизой мечтала так поступить. Александра Егоровна была напуганной женщиной. После смерти мужа и разорения фабрики жизнь ее стала во всех смыслах тревожной и непредсказуемой, и она боялась всего, что было за рамками традиций.

Капустин оказался прекрасным психологом. Получив отказ на свое первое письмо, он понял, что одними красными словами о положении дел на курсах мать Лизы не убедишь. И он пригрозил ей тем, что могло напугать ее больше отъезда дочери в Петербург. Он пригрозил ей, что она уедет в Швейцарию.

12 сентября 1895 года Лиза пишет в дневнике:

Сегодня мама прислала свое согласие, форменное разрешение на имя директора. Сегодня же я получила от сестер письмо, в котором они сообщают, почему она согласилась. Оказывается, она все-таки не поверила моим словам, что меня приняли, и, послав отказ в ответе на письмо попечителя, была уверена, что меня не примут. Спустя несколько дней она опять получила от Капустина письмо… и так как я еще раньше сказала ей, что в случае чего — еду за границу, то она вдруг испугалась такой близкой возможности моего отъезда, и вот, в силу всех этих обстоятельств, согласие было написано, подписано, отправлено тогда… когда, в сущности, уже его не нужно было.

Это не нужно было Лизе. Но нужно было матери. По крайней мере, у нее на руках оставалось первое письмо Капустина, в котором он обещал, что она не пожалеет о своем решении, если исполнит его просьбу и окажет ему доверие. Для нее это было важно. Капустин брал на себя ответственность за ее дочь.