Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой

Мсье,

Не будете ли Вы столь любезны назначить день, когда я могла бы приехать в Бусико? Примите, мсье, уверения в самых лучших и искренних моих чувствах.

Мадемуазель,

Если Вам будет удобно зайти в четверг в два часа дня, мы сможем переговорить о Вашем здоровье. Примите заверения в самых лучших и преданных чувствах.

При встрече она от волнения опять не могла смотреть на него. Беседы не получилось. Они говорили о чем угодно, но не о том, что хотела знать Лиза. Она пожаловалась, что хозяйка ее пансиона пустила в дом консерваторку с роялем, и громкая музыка теперь не дает ей заниматься. Он советовал ей сменить квартиру. Он спросил о ее настроении. “Он меня спрашивал об этом! Страдание, острое, как лезвие ножа, охватило меня всю… Несмотря на все самообладание, глухое рыдание вырвалось у меня, и я отвернулась”.

Стиль ее дневника становится невыносимым! Ладно – глухое рыдание. Но лезвие ножа, которое охватывает… Между тем ее брат пишет, что на полях рукописи его сестра уже подсчитывала листаж “повести”, которую она собиралась отдавать в печать.

Она уходила от него почти счастливая! Ведь он не только прописал ей лекарство (“валериану с нашатырем”), но и сказал, что всегда готов служить ей “нравственной опорой”. Это давало надежду на еще одно свидание с ним. Он проводил ее до дверей.

Кларанс

После посещения Ленселе, которое ничего не решило, Дьяконова (или ее героиня) неожиданно, выражаясь простым языком, “пускается во все тяжкие”. Конечно, в тех пределах, которые могла позволить себе купеческая дочь.

В новом пансионе, куда переселилась Лиза по совету Ленселе, снимала квартиру французская писательница по имени Кларанс. Имя, скорее всего, вымышленное. Уж больно оно “говорящее”. Кларанс – это от “claire”. По-русски “ясность”.

Не первой молодости, хромоножка, Кларанс тем не менее была чрезвычайно живой, привлекательной и очень сексуальной особой. На ее квартире собиралась парижская художественная богема. В основном это были французы и русские.

Кларанс когда-то писала серьезные книги, но со временем поняла, что зарабатывать можно только бульварными романами. Возможно, один из ее романов Лиза и читала однажды, купив его начало у мальчишки-газетчика. Другой роман Кларанс не без смущения дала ей почитать хозяйка пансиона, пожилая madame Tessier. Роман чуть не вогнал девушку в краску.

Действительно, права madame Tessier, с той только разницей, что такие романы одинаково “чересчур” и для женщины, и для мужчины. Это был такой откровенно-сладострастный роман, какого я никогда еще не читывала. Тут были и “гибкие тела”, и “надушенные юбки”, и “оргия ночи”, и le sang chaud de la luxure[53]. Смелая и откровенная фантазия, но без таланта Зола[54].

Кларанс захотела познакомиться с новой русской, и madame Tessier привела Лизу на ее вечеринку. Кларанс сразу очаровала Дьяконову.

Кларанс была интересная особа, начиная с внешности… Короткие черные завитые волосы обрамляли ее бледное лицо с правильными чертами и блестящими темными глазами; черные, как бархатные, брови оттеняли белый лоб. Ее хрупкая, тонкая фигурка, несмотря на физический недостаток, отличалась необычайной подвижностью… Черное платье фасона Tailleur[55], безукоризненной простоты и изящества, сидело на ней ловко, и вся она казалась какой-то оригинальной, живой картиной, откуда-то зашедшей в эту гостиную.

Лиза тоже пришлась Кларанс по душе. Между ними завязалось нечто вроде дружбы. Они были антиподами, и, быть может, поэтому были нескучны друг другу.

Сам по себе салон был малоинтересен. Здесь собирались непонятные люди, которые валяли дурака, флиртуя с Кларанс на грани фола. Ей это явно льстило, но при этом она постоянно показывала, что хорошо знает цену этим мужским ухаживаниям, если не сказать проще, приставаниям. И мужчины это тоже понимали, что придавало всему вечеру атмосферу игры.

Когда Кларанс с Лизой оставались наедине, Кларанс оправдывала свое “говорящее” имя. Она легко, как бы играючи, прояснила Лизе многие вопросы, которые девушка боялась задавать даже самой себе. Например, о девственности.

Не то чтобы Лиза придавала этой проблеме большое значение. Скорее для нее этого вопроса вообще не существовало. Воспитанная в купеческой среде, она, конечно, была уверена, что до брака обязана остаться девственницей. Но, как мы помним, начитавшись “Крейцеровой сонаты” Толстого, Лиза еще в ранней юности перенесла этот закон и на мужчин. Ее жених обязан быть девственником. Иначе получается несправедливость.

Однажды это помешало ей продолжить роман с юношей в Ярославле, хотя и Лиза была ему симпатична, и он ей был небезразличен. Но! Он познал женщин!