Пособие по укладке парашюта

Администрация прискакала через две минуты. Глядя на порядком изношенные административные тапки, я окончательно уверилась, что денег за «Мусю» мне здесь не дадут, и вздохнула.

– Мы тут ни при чем, – подтвердила мои подозрения администрация. – За сохранность вещей охранник отвечает. Он и виноват.

При этих словах толпа радостно взвизгнула и перешла на охранника.

– Дармоед!

– И за что им деньги платят?!

– А мне одна женщина рассказывала…

«Виновный» появился, как раз когда его причислили к пидорасам и выразили готовность оторвать мужское достоинство прямо на месте преступления.

Никто ничего не оторвал.

Потому что прямо перед собой охранник катил мою коляску.

– Да я покурить вышел, – оправдывался он после. – А коляска дорогая. Вот я и закатил ее к себе, чтоб не сперли.

– Правильно! Накупят, буржуи, себе всяких «Мусь», а трудовому человеку и покурить некогда! – восторженно взревела толпа.

– Нечего на колясках катать!

– Дома сидеть надо!

Но в этот момент я была уже далеко.

Дачное

Пока супруг мой Дементий изумлялся сигаретной полиграфии, я, Катечкина, была делегирована на дачу с целью оздоровительного отдыха на свежем воздухе и для прочих летних мероприятий.

Иными словами, родственники предполагали, что со вторника по воскресенье включительно я буду всячески бесчинствовать и предаваться излишествам, в то время как младенец Ф бесчинствовать не будет, а вовсе даже займется самореализацией и вышивкой натюрмортов крестиком.

По правде говоря, в способностях моего ребенка к самореализации я еще в Москве засомневалась: ну не похож Фасолька на философа, хоть убейте. Но пока я крякала и «искала мысль в глазах», факт миропознания приключился налицо: чадо настолько стремительно сожрало освежитель воздуха для авто, что если бы я не подхватилась, оно бы и веревочку самореализовало.

Так или иначе, папашка выгрузил нас в Ступино в районе десяти часов вечера и удалился, как долбаная фея, оставив за собой клубы вонючего дыма, сетку молочных сосисок из молочных котят и гору мусора из багажника.

Обездоленный ребенок заплакал тут же, на мостике.

Плакал он и через десять минут на руках у бабушки, и через час в манеже, и через два в кроватке, и через три на диване…

В два часа ночи я сказала сакраментальное «отцепитесь» и выпустила дитя на пол. Окончательно утомленная детством, бабушка насупленно промолчала. Как-никак ночь – не лучшее время для дискуссии «на полу микробы» с перечислением всех микробов поименно, и поэтому ничего, кроме «доползается, столбняк подхватит», я не услышала.

Высвободившийся из родственных уз Фасолец тут же успокоился и начал наяривать от угла к углу, радостно попердывая на поворотах. Через десять минут его внимание привлекла пятилитровая канистра с питьевой водой «Малышка», и он настолько одухотворенно ею занялся, что мы с бабушкой решили попить чайку, дабы не потратить минуты спокойствия впустую.

Бог все-таки есть, потому что первой намокла бабушка.

– Тебе не кажется, что у нас как-то сыро? – поинтересовалась у меня она.

– Это совершенно не удивительно, потому что у нас пять литров «Малышки» на полу, – ответила ей я, после того как оглядела комнату. – Где тут тряпка?

Плавающие тапки, картофельные клубни и сидящий в уголочке младенец с плакатиком «Бить детей – первый шаг к лишению родительских прав» не оставляли сомнений в том, что ночь удалась.

Выжав младенца и отправив его на колени к бабушке, я во второй раз убедилась в том, что Бог есть. Потому что как только Фасоличья задница коснулась бабкиных парадных штанов, он незамедлительно описался, уделав не только штаны, но и подушку с одеялом.

Остаток ночи я пила пиво, с содроганием думая о завтрашнем дне, и, должно быть, много выпила, потому что под утро мне приснилась моя собственная печень. Печень была сизая и печальная и так внушительно спрашивала «доколе», что я проснулась в холодном поту и больше уснуть не смогла.

Утро алкоголика плохо.

Утро алкоголика, которому вручена дребезжащая детская коляска с не менее дребезжащим содержимым, плохо вдвойне.

– Купишь яиц и молока, а вернешься – будем Его купать, – отрапортовала бабушка.

От перспектив мне захотелось немедленно издохнуть, но, глядя на бабку, я не решилась и, тяжело вздохнув, поехала в магазин.

Описывать вам мой километровый бодунный бросок по тридцатиградусной жаре с коляской я не буду – это не особенно интересно. Единственная радость заключалась в том, что в магзе продавали холодную разливуху, и, испив пивка, я таки обрела некоторую ясность во взглядах.

Тем не менее обратная дорога была еще более тяжкой: жара достигла апогея, и никаких желаний, кроме как опустить свое тело в воду, я не испытывала.

План омовения нарисовался сам собой: раз Фасольца будут купать, значит, надуют бассейн. Если надуют бассейн, значит, затопят титан, чтобы полоскать Фасольку в привычной для него тридцатипятиградусной водичке. А уж после того, как ребенка выкупают, я могу разбавить эту самую водичку водопроводом до нужной холодности и погрузиться в емкость по уши или еще как-нибудь.