Посох и четки (сборник)

Как трудно, наверно, болоту
Всю жизнь оставаться болотом
И выглядеть круглым болотом
В глазах насекомых и птиц.

А впрочем, оно не рыдает

И тащит насильно в объятья
Любого, и жадно глотает…
А в чреве его – как в аду.

Такое вот злое болото,

Без сердца и без дыханья.
Его ничего не волнует,
Оно никуда не течет.

Лишь звери ночные знают,

Как молится Богу болото,
Чтоб он превратил его в речку…
Но хочет ли этого Бог?

Грех

Вот грех. Он будет молодым
За сгорбленной спиной.
Ты будешь лысым иль седым,
А он всё тот же – твой.

Стареют мысли и тела,

Стареют скорбь и смех.
Стареет даже смерти мгла,
Но не стареет грех.

Ты с ним пойдешь в незримый бой

С могилой и судьбой.
А он, твой грех, доныне твой,
Как верный пес – с тобой.

К тебе прилип он, как смола,

Не смыть, не оттереть.
За все позорные дела
Пред ним одним ответь.

«Счастье – оно как тигр или как гюрза…»

Счастье – оно как тигр или как гюрза,
Оно не из воздуха сделано – из огня.
Оно не смотрит мне никогда в глаза,
Проходит мимо, делая вид, что не знает меня.

Я забуду обиду и слезы свои утру,

А оно, увидев гор небывалый свет,
Говорит, приподняв на одно мгновенье чадру:
«Зачем я тебе, ведь ты не герой, а поэт!

А для поэта привычней печаль и боль,

Счастье ему, вообще-то, и ни к чему.
Звезды его восходят, когда умирает любовь:
Тогда сердце его, пылая, озаряет тьму.

Если я хлеб твой намажу черной икрой,

Если стану виночерпием щедрым в твоей судьбе,
Горы меня не простят за жест такой.
Голод и жажда – вот всё, что остается тебе».

«Смерть слишком щепетильна, выбирая…»

Смерть слишком щепетильна, выбирая
Из нас достойнейших – какой же прок
От недостойных?! Но за дверью рая
Их ждет опять неумолимый рок.

Мы сохранили звук родимой речи,

Оставшись скорбно жить среди теней.
Иных уж нет, а те, увы, далече.
Но чем далече, тем они родней.

Муравей

Репатриант и патриарх,
оплот морали,
тебя заездили в стихах,
зарифмовали.

Но от строфы ползешь к строфе,

морщиня лобик,
трудолюбивый муравей,
как луноходик.

Когда смотрю я на людей

без задней мысли,
в меня вползает муравей,
щекочет мысли.

В микроскопической борьбе

с утра до ночи,
весь мир таская на себе,
чего он хочет?

«Чего ты хочешь, – говорю, –

членистоногий?
Перекури!»
«Я не курю. Уйди с дороги!»

«„Лживое времечко!“ – правда сказала…»

«Лживое времечко!» – правда сказала.
«В этом же правда!» – ответила ложь.
Всюду, – в пустыне ли, в шуме ль вокзала, –
Нам диалектику вынь да положь!

«В дни, когда птицы прощаются с летом и роща редеет…»