Посох Времени (СИ)

Сколь же легки и удобны были его латы! Да и удобство-то, так, мелочь, главное они были тёплыми, как и вся одежда великана. Сам труп холодный, как ледышка, а одеяния теплые. Вот чудо! Но и это ещё не всё. Выяснилась и причина того, от чего руки ануннака так странно сгибались. В них попросту не было костей!

Не зная как бы это половчее оставить бездыханного великана похоронной ватаге чужаков, его сначала аккуратно уложили у ворот, а потом, поразмыслив немного, отволокли чуть дальше и усадили у придорожной сосны. Смешно, но выглядело это так, будто шёл этот ануннак себе, шёл и вдруг присел отдохнуть. Дружинники, что тащили этого переростка, отказывались верить в то, что его собратья, которые, по словам Трияна должны явиться за трупом, не станут мстить верам за убиенного, а потому вернувшись за ворота, тут же стали в боевой порядок.

Мороз к утру ослаб, а снег только усилился. Сыпал он густо-густо, временами валил хлопьями, пряча тёмные лужи посреди двора, сглаживая следы борьбы на помятом, белом покрывале, маскируя меж построек занявших оборону дружинников.

Ждать ануннаков пришлось долго. Самые нетерпеливые веры, сомневаясь в том, что в эдакой-то пелене да темени вообще можно что-то рассмотреть, спрашивали витязей Ордена, как смогут ануннаки найти своего мертвяка? Пояса отмалчивались, кивая на Трияна, а тот, чтобы не отвечать каждому по-отдельности, вышел перед строем воинской цепи, и сказал буквально следующее: «Их «небесные одежды» сами сообщат живущим на небесах ануннакам-игигам о том, что хозяин лат этих уж не жилец боле. А уж те пришлют за ним Шамаша с его земными «Орлами»…».

Стоит ли и говорить о том, что ответ старшего четника Поясов ничего толком не прояснил озадаченной дружине? И то правда, шутка ли понять, …поверить в такое? Мало того, что «небесная одежда» чужака, оказывается, могла сама по себе не только думать, звать кого-то, так она это делала даже в тот момент, когда сам чужак уже окончательно издох...

Уж позднее зимнее утро стало сереть поверх низких туч, а белые от снега воины продолжали держать боевой порядок, беспрестанно вглядываясь в тёмные силуэты деревьев. Каждый, застоявшись за ночь в неровной цепи, ожидал первым увидеть в лесу огромные, неповоротливые фигуры чужаков и подать знак тревоги. Все были просто уверены в том, что вскоре настанет время поразмять свои замёрзшие руки и ноги.

И вдруг, ни с того ни с сего, по снежному покрову вокруг Плешки поползли тени. Небеса озарились светом. Будто колесо повозки Ярилы, отвалившись на ходу где-то далеко за горизонтом, прикатилось по небу сюда и застыло над тучей прямо над сломанными воротами.

— Это нару, Триян! — кричали поочерёдно, обращаться к своему старшему Пояса. — Слышишь, это нару[166]!

— Вижу я, — сухо ответил старший четник, — направляясь к перекошенным воротным столбам.

Оказавшийся рядом с ним Бойдан, завертел головой и, незнамо почему потянул из ножен меч:

— Что ж это за нару такая? — тяжело дыша, спросил он. — Что, пришли великаны?

— Пришли, — вглядываясь в пылающие небеса, отрезал витязь, — не иди за мной, гляди, как бы не затянули они тебя в эту нару, трудно будет вернуться…

Триян и сам не рискнул выйти за линию ворот. Стал у входа и обнажил меч. Свет, щедро льющийся с неба, окрашивал снежинки в оранжевый и красноватый цвет. Налившаяся багрянцем туча, вдруг расступилась. На залитую сиянием поляну у ворот Плешки из гремящей небесной утробы мягко выплыла …огромная, размером с избу, небесная колесница в виде металлической «сосульки». То там, то тут из неё с рёвом вырывались языки пламени. Земля тряслась, будто от грозовых раскатов.

«Сосулька» медленно приблизилась к древу, возле которого «сидел» мёртвый ануннак, и повисла возле него всего в локте над поляной. Нару вдруг плотно окутало огнём, и в тот же миг из тучи в землю несколько раз ударила молния. В воздухе дохнуло палёным. Огонь вокруг летающей повозки превратился в огромный шар, отделился, и, спустившись к дереву, «проглотил» мёртвого ануннака. Свечение стало отливать синим, затем зеленоватым цветом. Шар загудел и медленно поплыл обратно к колеснице.

Она заблестела нестерпимым светом и разом вобрала в себя этот огненный шар. Станята, не в силах больше смотреть на это и щуриться, прикрылся ладонью. Неприятно заныло ярло[167], сковывая его частое дыхание. Вот снова затряслась промёрзшая земля. «Сосулька» повернулась вверх остриём и вдруг, словно копьё метнулась в глубины низкого неба, пронизывая тучи, и сотрясая все окрестности громовыми раскатами.

Глядя, как быстро потухает в тёмном небе её удаляющийся свет, четник глубоко вздохнул…

            Закончив очищать от снега дощатый порог открытой веранды, Хагай поставил в сторону широкую деревянную лопату и, сняв промокшие рукавицы, вошёл в дом.

             — Идёт, — коротко бросил он, дремавшему на кровати Шахару, и начал снимать, раскладывая у печи, свою заснеженную одежду. — О! — кивнул он в сторону двери, из-за которой были слышны шаги, — вставай…