Посольский город

Никто не знает, почему некоторые ариекаи закрыты для метафор. Ни сам Испанец, ни растущее число его учеников и последователей, изменяющих своих слушателей при помощи тщательно выверенных, заразительных, полных очевидной лжи проповедей, так и не смогли повлиять на них. Каждое собрание приносит новые плоды: потрясенные ариекаи выпадают из Языка и попадают в объятия языка и семы. Другие подходят так близко к границе, что достаточно одной или двух встреч, чтобы они перешли черту. Но есть такие, кто отказывается это сделать; и такие, как Руфтоп, больные чистотой, которые просто не могут. Эти до сих пор не говорят со мной напрямую, только через послов. Они понимают лишь умирающий Язык. Но теперь у нас есть лекарства, голоса для поддержания в них жизни, и никаких богов.

Я слышала, как один оратей рассказывал ИллСиб о том, что больше всего он любит ЭзСей, ведь его голос вызывает в нем такую дрожь, такую… дальше нам обоим не хватило словарного запаса, мне – чтобы понять, ему – чтобы выразить свои чувства. Другие предпочитают ЭзЛот или ЭзБел, в зависимости от того, какую степень возбуждения они в них вызывают.

Скайл обычно соображал куда лучше, чем можно подумать, судя по его последнему поступку. Он знал, как мы создали ЭзКела: но почему-то решил, что повторить его мы не сможем. Мы извлекли механизмы из черепа Кела, и они оказались в порядке, но, даже случись с ними что-нибудь, нам они все равно не понадобились.

– У меня кое-что есть, – сказали тогда МагДа. – Саутель уже несколько недель собирает кое-какие прототипы.

– Усилители.

– У нас уже есть волонтеры. Мы готовы начать.

Оказывается, секретный план был не у нас одних. Они создавали запас, чтобы воспользоваться им против Кела, или ЭзКела, чья сила была в их уникальности. Таким образом, мое с Бреном предательство и предательство МагДа дополнили друг друга. Скайл не оборвал наш сюжет. Убийство Кела мало что изменило.

Первыми в добровольцы попросились расколотые повороты, им выбрили головы, имплантировали в них розетки, подключили к ним усилители, похожие на когтистые тиары, связанные с обручами, а затем велели осиротевшему после выстрела Эзу, Руковси, почитать с ними и поговорить. Лот стала первой, кто взялся за это при живом двойнике, Чар.

Не все решаются на такое, но многие послы отключили свои обручи. Они больше не уравниваются. И редко говорят на Языке. Случая нет. По-моему, не все они терпеть не могут друг друга. Брен со мной не согласен, но я отвечаю ему, что он может судить только по себе, и это вполне естественно.

Джоэла Руковси мы охраняем, потому что нам еще нужна его чудная эмпатическая башка, но, думаю, и это со временем пройдет. Найдутся другие, как он. А пока мы используем его на всю катушку и создаем многочасовой запас наркозаписей. Теперь мы можем позволить себе щедрость к зависимым экзотам.

Городов теперь два – один для зависимых, другой для всех остальных, – и они вежливо взаимодействуют. У абсурдов и новослышащих куда больше общего друг с другом, чем с оратеями. Слух тут ни при чем: абсурды и новые одинаково мыслят.

Испанец на каждом шагу обменивается любезностями с ариекаями, терранцами и обескрыленными, пользуясь тачпэдами, которые они носят с собой: наш, терратехнический вклад в процесс обновления. Я, словно маленький ариекай, учусь читать и писать их размашистые каракули. Кстати, теперь, едва ариекайская молодь достигает третьего возраста, их при помощи довольно жесткой методики отучают от присущих им инстинктов. Между животным возрастом и сознательностью им оставляют несколько пороговых дней чистого Языка, когда слово есть означаемое и означающее, а ложь немыслима. Потом все молодые новые ариекаи узнают, что их город не всегда был таким, как сейчас, но вообразить его иным они уже не в силах.

Среди тех, кто не может отучить себя от Языка, многие выбирают оглушение, зная, что это их излечит и что от этого они не перестанут говорить и думать, как считали когда-то. Другие, как Руфтоп, готовятся к уходу. Мы никогда не будем посещать их автаркические общины. Их не будет связывать с городом трубопровод. Мы дадим им с собой огромное количество чипов, достаточное, чтобы продержаться очень долго. Там изгнанники будут изживать свою зависимость и растить новое поколение, которое никогда не услышит их чипов, а когда вырастет, то будет говорить на Языке, чистом и свободном. Людям – переносчикам инфекции – вход в их город будет закрыт навсегда: город, в котором теперь говорят иначе, тоже будет табу. В будущем послами между городом и их поселениями станут не люди, а новые ариекаи.