Как всегда на коротких остановках, цепочки верблюдов развязывать не стали. Корм, взятый с собой, также животным пока не давали – под ногами его пока еще было достаточно. Дальше должны были начаться песчаные и каменистые пустыни. Все имеющиеся запасы корма берегли для перехода через них.
Набонасар, пряча в бороде улыбку, подошел к Хутрапу.
– Пойдем, что-то покажу, – сказал он.
– Что-то ты сегодня такой улыбчивый, на себя не похожий? – спросил посол, – и что ты мне покажешь?
– Сейчас увидишь.
Набонасар повел Хутрапа, за которым, как тени, следовали неразлучные Шамши и Бурна, к одной из цепочек верблюдов, меланхолично пережевывающих свою жвачку. Эти верблюды везли провизию в привязанных по бокам больших плетеных корзинах, закрытых плетеными же крышками. Набонасар направился к одному из верблюдов и пальцами постучал по корзине. К удивлению Хутрапа, крышка немного приподнялась и сквозь щель из-под нее на него взглянули темные глаза. Набонасар улыбнулся и отошел в сторону.
– А ну-ка, вылезай! – скомандовал Хутрап.
Крышка откинулась на ременной петле и в корзине поднялась смущенная девушка.
– Энинрис! Как ты сюда попала?
– Все равно я там не осталась бы! – запальчиво начала она.
– Набонасар! Всыпь ей двадцать плетей за непослушание! – разъярился Хутрап.
Начальник охраны каравана, притворно грозно хмуря брови, подошел к верблюду. Девушка тут же проворно скользнула вниз и захлопнула крышку. Хутрап и Набонасар рассмеялись.
– Ну что с ней сделаешь? – отсмеявшись, сказал посол, – да ладно, вылезай уже.
Крышка корзины приподнялась.
– Вылезай, вылезай! – подтвердил Хутрап, – надо бы тебя, конечно же, выдрать, как следует, и отправить назад. Однако не с кем и не как. Ладно, решено, – решительно кивнул он головой, – будешь подавать мне еду, разжигать костер. В общем, у меня в шатре будешь за хозяйку. Договорились?
Энинрис радостно засмеялась и буквально выпорхнула из корзины.
– А конь мне будет? – спросила она.
– Верблюд будет. И розги впридачу! – снова засмеялся Хутрап.
Тут к послу и Набонасару обратился кто-то из каравана с вопросом. Они отвлеклись, а Энинрис, весело улыбаясь, змейкой проскользнула между Шамши и Бурной, обдав их чарующим взглядом, от которого кровь начинает бурлить в жилах.
С самых юных лет Шамши и Бурна воспитывались в школе жрецов, где из них готовили телохранителей для высшего жреческого сословия. В их жизни были только занятия. Занятия по владению оружием занимали практически все время. Как жрецов, их обучили еще и знанию письменности. К данному моменту они только подходили к двум десяткам зим, однако были уже опытными телохранителями. Они издали чуяли тех, кто может нести опасность – человека выдавали или брошенный искоса взгляд, или слишком резкие движения, или нервное поведение. А в искусстве бросать кинжалы в цель или орудовать двумя мечами сразу они и в школе были на первых ролях. Тренировки отнимали у них практически все время, не оставляя ни мгновения свободного времени. И не мудрено, что обворожительная девушка, проскользнувшая мимо них с грацией гепарда, задевшая одного из них своей одеждой, а второго обдавшая ароматным дыханием, вызвала внутри них, никогда не знавших женской ласки и не подозревавших, что это такое, бурю эмоций. Как от одной искры огонь, взбираясь вверх и вширь по сухим листьям, быстро зажигает большой костер, так и кокетливый взгляд, брошенный юной красавицей, разжег неугасимый огонь в каждом из молодых людей. Внешне они оставались такими же спокойными, готовыми к действию, но в душе каждого из них запылал пожар.
Энинрис тут же начала хлопотать по хозяйству, время от времени прося подсобить ей кого-то из молодых жрецов. То перевязать веревку на верблюде, то перевесить какой-либо груз. И когда ее горячие пальчики мельком соприкасались с пальцами помощника, или ее горячая упругая грудь соприкасалась с его плечом, молодых людей начинала непроизвольно бить нервная дрожь, с которой они еле справлялись усилием воли. А вскоре эта троица, отпущенная послом, на конях отправилась в голову каравана. Энинрис, как оказалось, значительно лучше молодых жрецов сидела в седле. И не мудрено – с детства она на лошади объезжала отары овец. У них же в отношениях с лошадьми были явные пробелы. Она, посмеиваясь, то скрывалась от них далеко впереди, то появлялась откуда-то сбоку из-за ближайшего холма… Уже к вечеру этого дня оба молодых человека помимо своей воли, сами того не понимая, были насмерть влюблены в красавицу, не обращавшую, впрочем, на них особого внимания. Но что делать им со своей любовью – в школе жрецов, где все было аскетически строго, об этом не говорили. Как не говорили и о том, что делать, если они оба одновременно полюбят одну девушку, как случилось с ними. А каждый из них видел соперника в другом. И прежде закадычные друзья и партнеры потихоньку начали ненавидеть друг друга.
Влюбленность молодых жрецов в те времена не была чем-то предосудительным. Наоборот, это приветствовалось. Жрецы высокого сословия имели и жен, и наложниц.