Посольство в преисподнюю

Ревность. Разве есть что-нибудь страшнее этой напасти? Она исподволь овладевает человеком, сначала проникая в сердце и далее распространяясь по всему телу по жилам вместе с током крови. Затем попадает в мозг и отравляет его. И человек теряет рассудок. Нет, он живет, поначалу ест, спит, работает, но перед глазами его непрерывно стоит образ его любимой в объятиях другого. И вот его жизнь отравлена, еда не еда, не идет сон, валится из рук работа. В конце концов он начинает выискивать способы устранения соперника, не гнушаясь ни подкупом, ни обманом, ни даже убийством.

Шамши и Бурна, вынужденные все время быть рядом, отчаянно ревновали девушку. Уже к вечеру они вообще перестали разговаривать друг с другом, внимание их рассеялось, свои обязанности они стали выполнять не так четко, как это было раньше. Это не укрылось от глаз скандинава. Своими сомнениями он поделился с Хутрапом, также заметившим перемены в поведении молодых людей.

– Небось, влюбились оба в Энинрис, – сказал он, – как бы из этого не было беды.

– Ничего, – усмехнулся посол, – в молодые годы лишние переживания вреда не принесут. Перебесятся и остынут. От этого только ума прибавится.

А так как внешне ни Шамши, ни Бурна никак не проявляли своих переживаний, об этом разговоре все вскоре забыли. Другие события вышли на первый план.

Следующую короткую остановку сделали, когда город окончательно растаял вдали. Шатров не ставили. Энинрис, однако, тут же снова начала хлопотать, развела костер и поставила на него котел с водой. Когда вода закипела, она бросила в воду небольшое количество травы, которую время от времени собирала по дороге. Выдержав ее короткое время, она разлила настой в невысокие кружки без ручек и подала сидящим вокруг костра мужчинам. В это время ими обсуждалось предложение Набонасара об изменении направления движения каравана.

– От Ниппура мы шли строго на восход солнца, – говорил Набонасар, – и из города наши недруги могли проследить направление нашего движения. Отсюда я предлагаю изменить направление нашего движения – уйти немного вверх от линии нашего пути. Для нас это будет лишь незначительным удлинением пути, для возможных преследователей – это потеря нашего следа.

– Как же, потеряешь наш след! – усмехнулся Хутрап, – вон он как виден!

И действительно, сотни верблюжьих ног прошли по степи, и их следы четко указывали, что здесь прошел внушительный караван.

– А что, это не лишено смысла, – одобрил скандинав, – что же касается следов каравана, то уже через день примятая трава поднимется и полностью скроет их. По крайней мере, это затруднит поиски для тех, кто будет этим заниматься.

– Ну что ж, так тому и быть, – решил посол, – идем немного вверх.

От настоя, поданного Энинрис, шел густой приятный аромат, и он пился очень легко, придавая воздушность телу. Казалось, что движения стали легкими и свободными, обострился ум.

– Что ты добавила в чай? – поинтересовался посол, когда девушка весело пробегала мимо него, уже уложив опустевший котел на место в корзине на боку верблюда.

– Это трава, придающая силы, – сказала она, – в степи она встречалась нам несколько раз, и я взяла ее небольшой пучок.

– Я знаю эту траву, – неожиданно вступил в разговор дотоле молчавший Бурна, – у жрецов она тоже иногда используется. Если взять ее много, то наяву увидишь то, о чем мечтаешь. И богатство, и красивых дев. Ее использовали у нас жрецы, чтобы увидеть будущее. Отвар давали пить одному из жрецов. Глаза его стекленели, иногда изо рта шла пена, но он говорил без умолку, рассказывая, что видел в это время. А видел он много чудесного… Но не всякому у нас можно было пробовать отвар. Старшие жрецы говорили, что трава эта губит полюбившего отвар из нее.

– Два-три стебелька на большой котел воды еще никому не принесли вреда, – улыбнулась Энинрис.

Когда караван удалился от места стоянки на порядочное расстояние, двигаясь уже на северо-восток, Хутрапа, не спеша двигавшегося на коне в середине каравана, догнал скандинав и отозвал его в сторону. Набонасара рядом с ним не было – он уехал в голову колонны.

– Что-то случилось? – спросил посол, глядя на сумрачное лицо скандинава.

Вместо ответа тот протянул ему небольшой лоскут белой ткани.

– Я нашел его на месте нашей стоянки. Конь провалился ногой в мышиную нору, и я остановился, чтобы осмотреть ногу, не повреждена ли она. И рядом увидел вот это. Его оставили наверху, так, чтобы было легко отыскать.

Хутрап внимательно осмотрел лоскут. Просто обрывок. Самый обычный. Но на его поверхности были сажей нарисованы еле заметные знаки – две строчки клинописных значков.