Посрамитель шайтана

— Вай мэ, вай дод, и за что такие муки, полные страданий, падают на бедную голову скромного любителя мирных забав и безвинных шуток? Разве я кого-то убил, ограбил, обидел бранным словом, что сам Аллах отказывается протянуть мне руку помощи?! Разве не изучал я Коран, не стремился к праведности, разве нарушал законы шариата…

— Это когда винище хлестал в обнимку с рыженькой танцовщицей или когда с похмелюги отсыпался в одном стойле с Рабиновичем? — не оборачиваясь, уточнил русский дворянин.

— Вах, тебя не спрашивают! О злонравный искуситель правоверных, вечно толкающий простодушного мусульманина на путь греха! Но, быть может, в кругу этих храбрых воинов, истинных оплотов ислама, верных слову и букве учения пророка Мухаммеда, я заслужу хоть частичку прощения и предстану у престола Всевышнего без отягчающего мою душу клада в двадцать тысяч таньга!

— Ходжа, совесть поимей, на тебя уже оборачиваются. Сколько можно втюхивать народу этот прокисший ерундопель с кладом — пять шагов на север, восемь на юг, у старой чинары, в полдень, когда тень от соседнего минарета коснётся подножия третьей ступеньки ближайшей психбольницы имени Абу-Бакара…

— Заткнись, Лёва-джан, не мешай тем, кому интересно. — Но вскоре и сам Насреддин понял, что эта фишка уже не работает. Стражники презрительно кривили губы, а кое-кто даже погрозил настырному болтуну камчой. Стоило признать, что отныне надо бы придумать какой-то новый способ ухода из цепких лап закона. Но думать в пустыне, задыхаясь от горячей пыли, поднятой копытами лошадей, под гудящим солнечным зноем и плавящимися мозгами в голове было слишком трудно…

Бывший визирь попытался закрыть глаза на боль в отбитой «точке номер пять» и мыслить позитивно. Его хватило где-то на полчаса…

— Слушай, ты, кичащийся своим образованием и знанием жизни… Ну ладно эти стражники, пусть они обычные тёмные служащие, и сам Всевышний не смог бы достучаться через их медные лбы до их скудного разума. А если бы и достучался, то испугался бы царящей там пустоты с ма-а-леньким мозгом где-то в самом дальнем углу… Но ты! Ты, почтеннейший, утверждал, что пришёл к нам из другого мира. Мира далёкого, волшебного, технически развитого и социально устроенного… Скажи, хотя бы там люди стали мудрее и лучше?

— Не уверен, — подумав, пожал плечами Лев.

— Не гневи Аллаха! — возвысил голос праведный домулло. — Человечество должно было совершенствоваться с каждым столетием! Сам божественный промысел состоит в том, что дети учатся добру у своих отцов, дабы передать этот свет добродетели будущим поколениям. Отмеченные благородством помыслов и красотой поступков, люди просто обязаны стать добрее и чище! Сильный не обидит слабого, богатый одарит бедного, мужчина пожалеет женщину, цветущий подросток не станет смеяться над немощью старца, народы сбросят оковы, а единство мира и труда будет…

— Ходжа, в тебе умер коммунист.

— Когда?! — испуганно охнул Насреддин, хватаясь за живот. — А я-то гадал, почему мне так плохо со вчерашней ночи… Наверное, он уже разложился и начинает во мне пахнуть?!!

Оболенский, скрючившись, закусил губу, чтобы не рассмеяться, и в этот момент отряд остановился, передовые всадники что-то заметили на горизонте. И это было не лучшее, что могло их обрадовать…

Глава 38

Любовь к поэзии отбивается попсой по почкам!

Жизненное наблюдение

— Кара-Анчар! — быстрым шёпотом пронеслось по рядам стражей. Льву на мгновение показалось, что он уже где-то слышал это имя (кроме как в пушкинском стихотворении), и, может быть, лишь поэтому не испугался, как остальные. Ходжа тоже отказался бледнеть, а скорее удивился — он не всегда верил в страшные сказки… А вот опытные воины знали ужасную правду о Кара-Анчаре.

— Это чёрный конь самого шайтана! Мы не пройдём, не оставив ему в жертву человеческой крови…

Здесь нам, видимо, стоило бы задержаться с подробностями. О Кара-Анчаре знают не все, хотя серьёзным исследователям восточного фолк-хоррора вы этот вопрос тоже зададите зря — они в легенды не верят…

Что, может быть, и правильно — на сказках серьёзное имя не сделаешь ни в науке, ни в литературе (по себе знаю!). Но если вы поедете в пустыню, проведёте весь день бултыхаясь меж вонючих верблюжьих горбов, под немилосердным солнцем, а вечером сядете, скрючив одеревеневшие ноги, у скудного костерка из сухого саксаула и вслушаетесь в монотонную песню старого, как барханы, казаха-проводника, — вы узнаете правду! Но для этого сначала научитесь слушать…

Тогда он, глядя на огонь, расскажет, почему бедуины не ценят собственную жизнь, презирают смерть и закон мести для них более важен, чем закон продолжения рода. Это трудно понять европейцу, но не ему здесь жить…

Что сделал шайтан с детьми Адама и Евы, заманив их в пустыню, и как Аллах, всемилостивейший и всемогущий, разрушил его козни, сотворив для человека оазисы. Воистину, если бы каждый из нас оставил после себя хоть один оазис…