Посреди времен, или Карта моей памяти

Но вернусь к сюжету. Поясняя дальнейшее развитие событий, должен сказать об одном обычае нашего печатного органа (а может, не только нашего). Каждый уходящий в отпуск сотрудник «ставил журналу». То есть поил друзей-сотрудников, примерно треть отпускных тратя на эту пьянку. И все пили и гуляли, словно на волю вырвались, начальство это знало, но всегда разрешало этот маленький «чертогон». Поставил и я, пили далеко за полночь, уборщицы, как обычно, пришли в девять, но мы их вежливо выпроводили, сказав, что обязуемся «не превращать помещение редакции в хлев». Друзья и коллеги смеялись и поднимали за меня стаканы: «Ну, Володька, вот и тебе оказано большое партийное доверие. Статья самого Кунаева! Хоть ты и беспартийная прослойка! Смотри не подведи партийный журнал!» И чокались, и пили – закуси было не так много. В двенадцать я ушел. Меня вызвонила жена, напомнив, что самолет в десять утра, а мы еще не собраны. Мы летели до Адлера, а потом ехали в дом отдыха издательства «Правда», которому принадлежал наш журнал. Это была своего рода плата за несопротивление режиму.

В десять утра мы взлетели, примерно в двенадцать приземлились, но прежде чем ехать в дом отдыха, прямо из Адлера я решил позвонить в редакцию. К двенадцати народ уже собирался. На мое счастье трубку снял мой друг Александр Разумов: «Как вчера закончилось?» – спросил я. «Закончилось нормально. А ты где? Дуй немедленно в редакцию. Семёнов тебя увольнять собирается».

Я оторопел даже: «За что это?» Сашка хмыкнул: «Есть за что. Ты куда дел статью Кунаева? Ее нигде найти не могут». Я облегченно вздохнул: «Ах это! Так можно написать Кунаеву, у него этих копий наверняка с десяток! Пусть другую пришлет». Сашка охнул: «Володька, ты что, белены объелся? Ты вообрази, может ли главный редактор сказать Первому секретарю компартии Казахстана и члену Политбюро, что он потерял его статью? Да он скорее прикажет тебя на дрянных воротах из самопалов расстрелять. Короче, хватит болтать, бери такси и езжай в редакцию. Статью надо найти!» Я замолчал. «Чего молчишь?! – спросил осторожно Разумов, – как следует поищешь, может и вспомнишь, куда ее засунул. Сами руки вспомнят». Тогда я произнес довольно растерянно: «Ты что, все забыл? Я же утром на юг улетел с семейством. А сейчас из Адлера звоню». Сашка хмыкнул: «Вот и хорошо. Раз еще в аэропорту, берешь билет на ближайший самолет. Твои как-нибудь доберутся до места. Я Милку (так звали мою первую жену) знаю: сильная женщина. Справится!» Надо сказать, мой друг был из другой страты, поэтому лишние деньги у него время от времени водились. Но я и вообразить не мог, откуда я возьму деньги на билет. Я сказал: «Пойми меня правильно. Мне было бы не в лом слетать туда и обратно, чтобы не лишиться работы. Но мои отпускные разошлись строго – на путевки, билеты туда и обратно, да на отпускную пьянку. Больше нет, и в аэропорту я их не заработаю». Похоже, что Разумов задумался, потом сказал: «Ладно, ты прав, нечего горячку пороть. Давай каждый из нас попробует в деталях восстановить вчерашний вечер. А ты не мог ее с собой захватить, чтобы перечитывать на досуге. Ха-ха! Шучу. Искать надо умом. И перезвони мне через час».

Тщетно я проворачивал в голове вчерашний вечер. Пытался сообразить, куда мог положить статью, кроме как на стол или в стол. Жена с сыном нервничали. Милка злилась: «Ты что, совсем стал верноподданным? Пусть увольняет». «А жить на что будем?» – отвечал я, начиная нервничать. Легко сказать «уходи», а кто беспартийного Кантора на работу снова возьмет. «Обожди», – сказал я. И снова встал в очередь в телефон-автомат. Снял трубку кто-то другой. «Мне бы Разумова», – сказал я. «Это Клоков, – отозвался взявший трубку. – К тебе Александр Евгеньевич много претензий имеет». «Каких это?» – спросил я, ожидая всяческих неприятностей. Дальше послышался веселый и довольный голос Разумова. «Володька, никаких претензий. Но по возвращении – бутылка. Нашел я Кунаева. Бродил по редакции, из комнаты в комнату и в столе твоем посмотрел. А потом вспомнил, как ты уборщиц выпроваживал…» Я поперхнулся, начиная что-то судорожно вспоминать: «И что?» «Что, что!.. – рассмеялся Сашка. – Только они ушли, ты поднял вверх статью первого секретаря, потряс ею и произнес патетическую речь, что стыдно философскому журналу печатать такие тексты. А потом взмахнул рукой, но не швырнул, а аккуратно опустил рукопись товарища Кунаева в мусорную корзинку, сказав, что именно здесь ей самое место. Короче, гражданин хороший, не оправдал ты доверия партии. Я, как вспомнил твой взмах рукой, сразу понесся к корзинке. Там она и лежала, никто ее еще и пивом облить не успел. Хорошо, что уборщицы по утрам не ходят и хорошо, что Главный сам не занялся поиском. А он уже собирался. Тебя по наивности ждал. Но теперь все в ажуре. Можешь отдыхать спокойно!»

И мы поехали в дом отдыха. А я пытался понять, зачем я такое сделал. Разумеется, это не было диссидентским протестом. Просто жест этот был фигурой речи. Но вполне мог обернутся фигурой действия. С соответствующими последствиями…