Посреди времен, или Карта моей памяти

Сенокосов приехал, в редакции он был свой, даже больше, чем свой, из очень важного журнала, и под его прикрытием мы слиняли часа на полтора раньше окончания рабочего дня. Перед синагогой стоял задумчивый пожилой еврей в кипе, маленькой круглой шапочке, сидевшей на макушке, головной убор, который носили тогда только благочестивые евреи и только в окрестностях синагоги. После перестройки люди в кипах стали появляться просто на улицах. Впрочем, покрытая голова у евреев – знак уважения к окружающим. Орешин поправил очки и решительно подошел к задумчивому еврею, слегка склонился к нему и очень серьезно поинтересовался, продается ли сегодня в синагоге Тора. Тот посмотрел с интересом на Бориса и сказал: «Сегодня, молодой человек, Торы нет. Но скоро она будет. И я могу вам помочь ее приобрести». Посмотрел на нас и добавил: «И вашим друзьям». Борис почти автоматически ответил, будто говорил с театральным администратором, выпрашивая контрамарку: «Будем очень признательны». И сунул руку в карман, имитируя, что сейчас достанет деньги. «Ах, молодой человек! – еврей в кипе протянул руку, останавливая его. – Вы что хотите предложить мне денег? Денег ваших мне не надо. Но что-то нужно». Ленка махнула рукой, мол, пойдем. Но Борис уже вежливо ответил: «Что именно? Чем-то помочь?» Еврей откинул голову и посмотрел на Орешина очень внимательно: «Вы понимаете, как раз не приехали помощники. А я один и мой кантор вдвоем не справимся». Борис повернулся ко мне и пошутил: «У нас свой Кантор есть. Володька, это к тебе. А два кантора – это сила». Раввин повернулся ко мне: «Молодой человек, ваш друг сказал правду? Вы настоящий кантор?» Я пожал плечами: «Это шутка. Я сотрудник философского журнала. А Кантор – моя фамилия». Он взял вдруг меня одной рукой под локоть: «Тоже неплохо!» Подвел к Борису, взял другой рукой и его под локоть: «Раз так, вы должны мне помочь. И ваш друг тоже». Он кивнул в сторону Сенокосова. «Что надо сделать?» – невольно спросил я. Он повернулся ко мне. Я посмотрел поверх его головы в сторону Юры и Лены, которая крутила у виска пальцем, показывая, что я рехнулся. Но я почему-то был уверен, что еще пару слов, и мы выкрутимся, уйдем. Но раввин подвел нас к боковой дверце в синагоге и поманил к нам Сенокосова, и тот подошел. Раввин открыл дверь, и мы очутились в большой, вместительной комнате, типа складского помещения. Лена осталась снаружи. Обращаясь к нам троим, он сказал: «Вы же помните, что через два дня праздник?» Мы переглянулись вопросительно. «Наступает Песах, – сказал раввин. – И мы с минуты на минуту ждем машину мацы. Вы же знаете, что со времен Исхода из Египта в этот день евреи должны есть мацу. В пустыне мы пекли пресные лепешки, так это и осталось. Так вот машина придет, а разгружать некому».

Лена заглянула к нам: «Но мы должны ехать. У нас еще дела сегодня». Раввин ответил: «Уважаемая дама, я же очень немного прошу. Свертки с мацой не тяжелые, машина всего одна. Она с минуты на минуту подойдет. Просто для удобства и скорости надо устроить живой конвейер. И в десять минут все закончим. Я влезу в кузов, буду вам передавать, вы по цепочке дальше, а кантор Самуил будет укладывать, как надо». Слова «уважаемая дама» на Лену подействовали, и она снова вернулась на улицу. «Я, пожалуй, пока зайду в киоск, посмотрю книги», – сказал я. «Идите, молодой человек, – сказал еврей в кипе. – Хорошая книга несет в себе много пользы». Я вышел на улицу из комнаты-склада, посмотрел приглашающе на Лену, но она отрицательно покачала головой, мол, иди сам, и я поднялся по ступенькам и вошел в помещение. Я бывал здесь как– то, тоже в поисках книги, поэтому сразу повернул направо, прошел в маленькую прихожую, в которой было окошко в киоск. Книги стояли так, что все можно было видеть. «Вы чем-нибудь интересуетесь?» – спросил бородатый продавец, сидевший за маленьким столиком, на котором лежали бумаги, коробка с мелочью и счеты. Я сказал: «Только посмотреть. Мы с друзьями приехали за Торой.

Но ваш раввин сказал, что ее пока нет». Продавец кивнул: «Смотрите, кто же возражает? Я – нет».

Вдруг в прихожую вошла маленькая, вихляющаяся как обезьянка, очень стройненькая старушка, а может, и не совсем старушка, во всяком случае, себя она старушкой не считала. Лицо было накрашено, насурьмлено, набелено, так что выглядела она, если не вглядываться, лет на пятьдесят. Подойдя к окошку киоска, спросила кокетливо:

«Мужчинка, в вашем киоске есть Тора?»

Старый бородатый еврей, не вставая со стула, пристально посмотрел на нее и сказал как бы с вопросом, но в котором уже содержался ответ:

«Зачем тебе Тора, старая шансонетка!?»

Обезьянка повернулась ко мне: «Вы послушайте, мужчина, как этот еврей говорит с дамой!»

О Бабель! И выдумывать не надо. Только слушать и слышать. Что ей ответить, я не мог придумать. На мою удачу с улицы послышался шум подъехавшего грузовика и крик друзей: «Володька, выходи!» И я торопливо выскочил наружу.