Читаем Посреди времен, или Карта моей памяти полностью

Мужик, по виду слесарь, сидит на заднем сиденье (повезло!) и рассказывает соседу: «Идет сильное вытекание воды вдоль объекта, который производили строители. Теперь еду нарушить их работу». Второй отвечает: «Ты им всыпь там. Земляк земляка убьет наверняка!»

Великий и могучий…

Стою, в бок уперлась какая-то железяка, которую некто везет на дачу, признается вслух: «На стройке спер, там она все равно никому не нужна, а мне на участке пригодится». Повторяю про себя формулу дачного деда-соседа, в молодости рабочего сцены: «Русский человек только разорять может. Прикажи ему разрушить – разрушит – только держись! И бригадиром русскому человеку нельзя быть. Ничего не может. Работать может, но под чужим началом. А сами с собой справиться не можем. Бьем друг друга. Не жалеем друг друга». На душе тоска, особенно, когда видишь насколько канавы вдоль дороги завалены разнообразным мусором. А почему ему там не валяться. В их садовом товариществе председатель, поначалу коммунист, потом по выгоде коммунист, не желая нанимать машину для вывоза мусора, придумал коммунистические субботники. Раз в месяц закапывали в землю, в лесу, мусор: старые газовые плиты, сломанные холодильники, пылесосы, железные проржавевшие кровати. Помню, как промучился с закапыванием холодильника. И все время вспоминал Стругацких «Пикник на обочине», только там веселилась суперцивилизация, оставляя нечто невиданное, а здесь веселились варвары, скрывали следы разрушения. Так наводили экологическую чистоту, эту повинность называли субботником, кто не выходил, тот платил председателю за пропуск 200 руб.

Последний год все же два раза в месяц приходит машина и вывозит мусор.


А этот приезд начался с мелкого приключения – появления почти нечистой силы.

Оторвался от компьютера, вышел на крыльцо. Уж не помню, зачем. Вдруг с соседнего участка слышу громкий голос соседки, держащей в руках тяжелую чугунную подставку с газовой плиты: «А ну проваливай отсюда! Ты что, пришел сюда в кусты посрать или еще что! Ты ведь обкуренный весь». Из калитки выскочил сосед с вилами в руках, видимо, за ними и бегал. Надо добавить, что оба они пенсионеры, хотя достаточно еще крепкие. Все же без конца работают в саду, копают, пилят, что-то достраивают. Из кустов чужой голос: «Миша, ну хватит уже. Выходи. Пора ехать. Заводи машину и поехали». Я выскочил на тропинку, которая вела к участку соседей, за мной жена. Быстро пройдя несколько метров, я пожалел, что не взял монтировку, хотя мысль о ней мелькнула. Но монтировка лежала в сарае, а калитка в другой стороне. Понадеялся на кулаки, жена успела подхватить с земли камень. Перед двумя нашими соседями стоял, покачиваясь, достаточно высокий, полуголый, в одних джинсах молодой парень. Стало понятно при виде его сильных рук, что потасовка может быть серьезной. Сосед, увидев, что подходит помощь, сказал, взяв поудобнее вилы: «Шел бы ты отсюда, пока цел». Парень отступил к кустам, одним глазом смотря на кусты, другим на нас, и снова немного гнусавым голосом выкрикнул: «Ну, Миша, поехали, пора уже. Заводи мотор». Потом отступил к кустам. Вмешался и я: «Ты что здесь ищешь? Если ничего, то уходи лучше». А соседка обошла парня и заглянула за кусты и вышла с тыла со словами: «Нет там никакой машины и вообще никого нет». Парень шарахнулся и двинулся вдоль нас, двинулся не то слово, как бы начал пробираться. И тут я разглядел его лицо с провалившимся носом, абсолютно остановившимися глазами, обведенными красной каймой. «Как сифилитик из преисподней, – сказала моя жена. – Хоть крест на него наложи». Сосед понял ее слова по-своему и взмахнул вилами. И парень вдруг испуганно обогнул соседа с вилами и, как черт мог шатнуться от креста, быстро-быстро пошел к выходу с нашей линии. Мы тоже заглянули за кусты: никакого Миши, никакой машины. «Психический, – сказала соседка. – Кого он там искал? Дом-то уже год пустой, хозяин совсем спился, сюда почти не приезжает». Парень исчез, будто в воздухе растворился. Никто его больше не видел. А может, подумал я, вся эта бандитская и прочая нечисть и есть то, что по сути дела служит своему черному господину.

Перейти на страницу:

Все книги серии Письмена времени

Избранное. Завершение риторической эпохи
Избранное. Завершение риторической эпохи

Александр Викторович Михайлов — известный филолог, культуролог, теоретик и историк литературы. Многообразие работ ученого образует реконструируемое по мере чтения внутреннее единство — космос смысла, объемлющий всю историю европейской культуры. При очевидной широте научных интересов автора развитие его научной мысли осуществлялось в самом тесном соотнесении с проблемами исторической поэтики и философской герменевтики. В их контексте он разрабатывал свою концепцию исторической поэтики.В том включена книга «Поэтика барокко», главные темы которой: история понятия и термина «барокко», барокко как язык культуры, эмблематическое мышление эпохи, барокко в различных искусствах. Кроме того, в том включена книга «Очерки швейцарской литературы XVIII века». Главные темы работы: первая собственно филологическая практика Европы и открытие Гомера, соотношение научного и поэтического в эпоху Просвещения, диалектические отношения барокко и классицизма в швейцарской литературе.

Александр Викторович Михайлов , Александр Михайлов

Культурология / Образование и наука
Посреди времен, или Карта моей памяти
Посреди времен, или Карта моей памяти

В новой книге Владимира Кантора, писателя и философа, доктора философских наук, ординарного профессора Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ-ВШЭ), члена Союза российских писателей, члена редколлегии журнала «Вопросы философии» читатель найдет мемуарные зарисовки из жизни российских интеллектуалов советского и постсоветского периодов. Комические сцены сопровождаются ироническими, но вполне серьезными размышлениями автора о политических и житейских ситуациях. Заметить идиотизм и комизм человеческой жизни, на взгляд автора, может лишь человек, находящийся внутри ситуации и одновременно вне ее, т. е. позиции находимости-вненаходимости. Книга ориентирована на достаточно широкий круг людей, не разучившихся читать.Значительная часть публикуемых здесь текстов была напечатана в интернетжурнале «Гефтер».

Владимир Карлович Кантор

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное