Посреди земли

— Послушайте, Кати, давайте говорить как взрослые люди, я все-все понимаю, честное слово! Стоит хоть в чем-то поступиться правдой, и тут же приходится брать на душу более тяжкий грех — это неизбежно. Не удивляйтесь, что я вас так хорошо понимаю: я мог бы порассказать вам немало похожих случаев из моей жизненной практики. Скажу вам больше: мне очень хочется поделиться с вами. А что, если нам встретиться где-нибудь в кафе? Давайте сегодня вечером, у нас еще вагон времени!

— Знаете, сколько мне лет? Три десятка сполна!

— Это, по-вашему, так уж много?

— Страшно много! И потом… у меня был жених.

— Что было, то прошло.

— Пока я для вас — всего лишь голос, один на два миллиона, могу перед вами исповедаться. Могу позволить себе роскошь сказать всю правду, почему он от меня сбежал, этот жених. Потому что я была чересчур верной. — В голосе собеседницы прорываются нотки горечи. — А слишком добропорядочная женщина всегда кажется серой и пресной.

— Ошибочный вывод!

— Напротив, настолько правильный, что применим и по отношению к слишком порядочному мужчине. Более того, сравнение можно логически продолжить. Непогрешимость всегда отталкивает. У людей неизменно возникает вопрос: и чего он затесался среди нас, этот святоша, ведь рядом с ним любое незаметное наше пятнышко вырастает в большое, режущее глаз пятно. А не поубавить ли ему святости?

Михай снова и снова просит ее о встрече. Каталин Тавас не соглашается: знакомиться им теперь — все равно, что после стриптиза церемонно представляться друг другу. Ничего хорошего из этого не получится. Каталин живет одна, и одиночество дается ей нелегко. Сцена в кафе рисуется ей очень ярко: они склонились друг к другу, руки их соприкасаются. Желание человеческой близости становится особенно острым. Ей нужен контакт, нужен замкнутый круг, как замыкают два провода электрическим током. Желание растет и пульсирует с ударами сердца. Как хочется встретить близкого тебе человека и знать, что ты также близка ему. Проклятая тоска! Девушка вздыхает:

— Возможно, сейчас я кажусь вам загадочной, интересной… На один вечер, когда не знаешь, как убить время… А дальше вы скажете: сначала она меня обчистила, потом принялась флиртовать со мной. Но и это все цветочки в сравнении с тем непредвиденным, что наступает, когда портятся отношения. Знаете, с кем мне легче всего? С той категорией людей, которым при случайной встрече можно сказать: «Добрый день, как поживаете? Красивый у вас костюм, он так вам к лицу! Вы немного похудели, но вам это удивительно идет. А знаете, вы очень возмужали с тех пор, как мы виделись в последний раз. Тысяча поцелуев вашей жене». При таких взаимоотношениях можно не бояться их испортить.

Михай парализован чувством бессилия. Но тут выручает мужская логика. С точки зрения тактической, соображает он, может, так оно и лучше… Ведь существует же твердое правило: когда одному чего-нибудь очень хочется, другой — ни в какую… И наоборот.

— Ну что же, не стану настаивать, — небрежно роняет юноша. И втайне надеется.

— О’кей, полный порядок! — откликается Каталин Тавас; теперь тон у нее, как у шестнадцатилетней девчонки, которой все нипочем. — Хелло, малыш, не горюй! Твою фотокарточку я зажму, идет? А шесть с половиной сотен верну по почте. На Западном вокзале почта, наверное, еще открыта, отправлю без задержки, так что нюни не распускай! Ну, всех благ и попутного тебе ветра!

Больше она так и не позвонила.

Перевод Т. Воронкиной.

Иван Манди

Я родился в 1918 году в Будапеште.

Отец мой был безработный журналист, писал стихи, мать — скромная служащая.

Мой город — Будапешт — сделал меня писателем. Главные жизненные мои впечатления связаны с его улицами, площадями, подворотнями, пригородами. Гимназию я бросил в пятом классе. Кинематограф и футбольное поле значили для меня много больше. К тому времени я успел уже написать несколько слабых очерков о площади Калмана Тисы (ныне площадь Республики), где с утра до позднего вечера гонял мяч, но как-то приметил все же здешних досужих бездельников и зевак. Эти сочинения, разумеется, так и остались неопубликованными.