Читаем Посредник полностью

– Н-да. Вот работенка, будь она неладна.

Шериф открыл водительскую дверцу и резко обернулся к Фрэнку, когда тот открыл свою:

– А вы куда?

– Разве мне не надо идти?

– Думаю, вам надо посидеть здесь и поразмыслить о различии между добрыми и дурными вестями.

– По-моему, мне полезно поприсутствовать.

– Ладно. Будь по-вашему. Только держитесь в сторонке и молчите. Слушайте и учитесь. Понятно?

– Вполне.

– Смотрите в глаза, когда разговариваете со мной, Фаррелли. Вы должны смотреть людям в глаза. Иначе они не станут вам доверять.

Они свернули за угол, к парикмахерской. На двери стояло «закрыто», но супруги все еще находились в салоне. Переоделись в обычную одежду. Миссис Стаут достала большой букет цветов, стоявший за прилавком. Фрэнк подумал, что теперь у них закрыто навсегда, меж тем как остальной мир пока что открыт. И его вдруг поразило, что они знают об этих двух порядочных людях нечто такое, чего те еще о себе не знают. Он, чужак, знал их судьбу, для них же она была по-прежнему сокрыта во мраке. Именно сейчас он может их уничтожить. Глядя на них сейчас сквозь запотевшее стекло, он смутно видел их лица, черты которых словно бы стерлись. Мистер Стаут впустил их с удивлением, еще ни о чем не подозревая, еще доверчиво. Они еще жили будничной жизнью. Еще ждали Джимми. Шериф снял шляпу, медленно повертел ее в руках. Цветы упали на пол, и в этот миг их жизнь перевернулась. Фрэнка удивило, что все произошло еще прежде, чем Шериф сказал то, что пришел сообщить.

– Ваш сын Джимми, к сожалению, погиб в дорожной аварии.

Миссис Стаут повернулась к мужу, их лица мгновенно обрели четкость, словно свет вернулся и вырезал их черты на черной доске. Все, что до сих пор скрывалось во мраке, за пределами их рассудка, стало зримо. Она застучала кулаками по груди мужа и запричитала:

– Это неправда! Скажите, что это неправда!

Мистер Стаут только смотрел на Шерифа, а она все кричала:

– Это правда? Наш Джимми погиб?

– Дороги скользкие после дождей. Соболезную, сэр.

– Где он?

– Полчаса назад его доставили в больницу Пресвятой Девы Марии.

Миссис Стаут успокоилась или пришла в отчаяние. Взялась за практические дела. Надела пальто, быстро глянула в зеркало, поправила прическу.

– Я хочу видеть его.

– Я вас отвезу, – сказал Шериф.

Она опять повернулась к мужу:

– Поедешь?

Мистер Стаут не ответил. Кивнул на Фрэнка:

– Вы порезались.

Фрэнк тронул пластырь, ему вновь стало не по себе.

– Пустяки.

– Предоставьте бритье специалистам. Сядьте.

Фрэнк взглянул на Шерифа, тот кивнул. Фрэнк сел в кресло.

– Поедешь? – повторила миссис Стаут.

– Джимми нет в живых. Я не хочу видеть его таким.

Миссис Стаут помедлила у двери, дала мужу еще один шанс передумать, но он не передумал. Шериф вышел за ней на улицу. Фрэнк остался наедине с мистером Стаутом, а тот опять надел белый халат и стал позади кресла, на сей раз с бритвой, которую направил на кожаном ремне. Затем отлепил пластырь и наложил Фрэнку на лицо горячее полотенце. Фрэнк закрыл глаза, он не знал, сколько прошло времени. Возможно, и несколько часов. Его клонило в сон. Ощущение не сказать чтобы неприятное. Легкий свист стали по кожаному ремню напомнил о саранче, что, бывало, в мае затемняла небо. Мистер Стаут снял полотенце, намылил Фрэнку щеки. Фрэнк надеялся на лучшее. Все в Кармаке только и знай надеялись на лучшее. Острое лезвие скребло кожу.

– Мы с Джимми обычно ездим к мельницам. Там ловятся отличные морские окуни. Если повезет.

– Да. Если повезет. Тут нужна удача.

– Иной раз всю ночь там сидим. Разговариваем. Как положено отцу и сыну. Понимаете?

Только сейчас Фрэнк сообразил, что мистер Стаут говорит не в том времени. Всё не в том времени. Цветы росли на полу, а волосы вянули по углам. Вот так действует смерть – часы теряют стрелки и все цифры, становятся белым колодцем, где можно утопить печаль и безумие? К счастью, мистер Стаут умолк до той минуты, когда проводил Фрэнка до двери, ведущей в мир, который пока был открыт. Порез он снова заклеил пластырем, телесного цвета, почти незаметным.

– Надеюсь, Джимми в военной форме, – сказал мистер Стаут.

Фрэнк сунул в карман записку Шерифа, где было написано, что все расходы по покраске Посредникова автомобиля оплатят власти, сел за руль и поехал прямиком к Миллеру. Стив вышел навстречу. В руках, как всегда, мягкая ветошь, которой он утирался, вид озабоченный. Фрэнк подал ему записку. Стив прочел и снова посмотрел на Фрэнка:

– Поздравляю, мистер Посредник. Неплохо.

– Спасибо.

– Теперь тебе нужен черный «шевроле»?

– И полная профилактика.

– А ты не врешь, Фрэнк?

– Ты что, не веришь подписи? Шериф. Мэрия оплатит.

– Им больше нечего делать?

– Больше чего?

– Машины перекрашивать.

– Знал бы ты, Стив.

– Что – знал бы?

– Я обязан молчать.

– Ты нос-то не очень задирай.

– Джимми Стаут, сын парикмахера, погиб. Если уж ты непременно хочешь знать. Въехал прямиком в реку. Больше ничего сказать не могу.

– А с чего ты взял, что я хочу услышать больше?

Фрэнк обиделся и пожалел, что вообще открыл рот.

– Может, помаленьку возьмешься за дело?

– Ты когда-нибудь видал черный «шевроле», Фрэнк?

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее